Изменница поневоле

В большой квартире действительно было очень чисто. Много книг на стеллажах вдоль стен. Красивая старомодная посуда в двух сервантах.

– Дети все свозят ко мне, как на свалку, – пожаловалась она с доброй улыбкой. – Им выбрасывать жалко, а у меня как будто здесь склад. Я тайком даже приторговывать начала. Даже Аньке, шалаве, старый диван продала. За копейки! Думаете, спасибо сказала? Она меня тем же вечером залила! Идемте. Идемте, покажу!

Она потащила Назарова в кухню – просторную, чистенькую, как и вся квартира, заставленную разномастной мебелью. У окна большой круглый стол, вокруг стулья, табуретки. Он насчитал восемь штук.

– Смотрите, – она кивнула на потолок. – Безобразие!

Прямо над столом на штукатурке расползлось уродливое пятно. Видно было, что хозяйка пыталась его зачистить, соскоблить, но безрезультатно. Темные бурые разводы не поддавались.

– Ой, как я скандалила! Как скандалила! – приговаривала она, подталкивая гостя к столу. – Сейчас чаю попьем и поговорим. Присядьте!

Он послушно опустился на предложенное место, снова задрал голову.

– Чем же надо было так залить пол, чтобы пятна оставались бурые? – Он повернулся к хозяйке, хлопотавшей у чайника. – Что это такое?

– Это? – Она как раз наполняла сахарницу и не сочла вопрос достойным того, чтобы прерываться. – Это кровь.

– Кровь? – Назаров опешил. – Столько крови?! Откуда?

И сердце нечаянно резко подпрыгнуло раз-другой.

– Из башки ее непутевой.

Женщина поставила перед ним чайную пару дорогого тонкого фарфора. В центр стола – сахарницу, заварочный чайник, глубокую тарелку с шоколадными кексами. Разлила кипяток по чашкам из пузатого эмалированного чайника. Села за стол у самого окошка. И, задрав голову к злополучному пятну, проговорила:

– Как она выжила после этого, ума не приложу? Столько кровищи!

– А когда это было?

Вот зачем ему нужно это знать, а? Кто вообще такая Анька Митрофанова? Никто, случайный персонаж, на которого он вышел случайным же путем.

– Было это…

Хозяйка вспоминала, прищурилась. Сверилась с чем-то за окном, как будто в клумбе календарь какой цветочный имелся. И назвала точную дату.

– Вы уверены? – Он похолодел.

Ночь, когда неведомая ему Митрофанова залила потолок соседской кухни своей кровью, скорее всего, совпадала с днем смерти Насти Глебовой.

Но так же не бывает! Этого просто не может быть!

Сначала Кобзев, оскорбивший Настю несколько месяцев назад, будто бы случайно находит ее мертвой в лесополосе, где по странному совпадению выгуливает свою собаку.

Теперь оказывается, что бывшая соседка Степановой заливает пол кухни кровью именно той ночью, когда погибла Настя.

И еще сама Степанова непонятно реагирует на вопросы о Насте.

Тоже совпадение? Или чертовщина?

– А обстоятельства? Можно подробнее? – переключился он тут же. Сердце металось в груди, как будто он мчится куда-то. – Как и что там наверху произошло?

– Я вам тогда начну рассказывать с самого начала, – оживилась она и положила ему на блюдце два шоколадных кекса. – Ешьте, ешьте, сама пекла. Они превосходные.

Он не взялся бы спорить, пахла выпечка божественно. Только он сильно сомневался, что сейчас сможет проглотить хоть что-то.

– Анька эта Митрофанова по мужу. По Женьке покойнику, – обстоятельно принялась рассказывать хозяйка, звучно запивая собственные слова чаем. – В этой квартире наверху жили две семьи, Степановы и Митрофановы. Маша с родителями и Женька с родителями. Как-то так вышло, что сначала Маша осиротела. Потом уже, когда Женька женился, и его родителей не стало. А Анька только появилась и сразу к Маше стала цепляться.

– Ревновала?

– А то! Машка – красавица! Сами небось видели.

Он не видел. Но со слов Мишки Борцова понял, что Степанова – полная противоположность его Карине. А это означало, что девушка красивая.

– Маша потерпела немного, да две комнаты Женьке и продала. Продешевила, конечно. Но друзья, никуда не денешься. А по мне, так счет дружбы не теряет. Так ведь?

– Они дружат?

– Кто? – не поняла женщина.

– Евгений Митрофанов и Мария Степанова?

– Так нет его. Сказала же, покойник. Три года, как разбился на мотоцикле своем страшном. Ой, Маша горевала! Ой, как плакала! Анька-то, шалава, слезы не уронила. Стояла как каменная. А Машенька убивалась, да. – Женщина поджала губы и снова глянула с ненавистью на мерзкое пятно на потолке. – С тех пор, года три уже, покоя нам нет. Мне особенно. Пьянки, гулянки, пляски, драки. Не работает нигде, шалава. Откуда только деньги берет?

– А что было в ту ночь, когда она залила ваш потолок кровью? – напомнил Назаров. И не заметил, как проглотил оба кекса.

– Что было, очередная гульба. С утра с самого. Денежки у шалавы появились. Она в тот день диван у меня старый забрала. За копейки! Потом за водкой помчалась, обмывать покупку, значит. У них как зазвенит в кармане, так попойка.

– А откуда, как думаете?

– Чего не знаю, о том не скажу. Может, украла чего. Может, дружки ее украли. Может, журналистка ей дала.

– Какая журналистка? – Он точно подпрыгнул, даже на какое-то время дышать перестал.