Изменница поневоле

Он попытался повернуться со спины на живот, но не получилось. Почему? Он точно знал, что спит один. Ирины не было уже который день. Она позвонила и сказала, что ей придется ухаживать за какой-то больной бабушкой. На работе ей дали неделю, но это пока, как со вздохом призналась Ирина. Кто знает, сколько потребуется времени, чтобы бабушка выздоровела.

Что за бабушка, откуда она вдруг взялась? Ирина ничего о ней не рассказывала, хотя вообще о своей семье говорила много и охотно. Засыпая вчера вечером после скудного ужина, он вдруг подумал, что Ирина запросто могла его бросить. Банально и без затей – просто взяла и бросила. Забыла о нем и об их затее написать роман. При этой мысли стало так жаль себя, что он едва не расплакался, свернувшись калачиком на кровати. Поэтому и сны такие противные. Поэтому, наверное, и тело сделалось таким неуклюжим, что он никак не может повернуться на бок.

Иван приоткрыл глаза и часто-часто заморгал. Ему показалось, что в комнате кто-то есть. На кровати кто-то сидит, и именно поэтому он не может повернуться со спины на живот.

Ирина! На душе сделалось сладко и тепло. Она вернулась и легла рядышком, пока он спал!

Иван дернулся, резко усаживаясь, повернулся.

– Что вы здесь делаете? – даже странно, каким сильным и резким оказался его голос спросонья. – Какого черта?

Он понял теперь, что такое огромное и темно-коричневое угрожало ему во сне. Это был человек в такой именно рубашке навыпуск. Человек склонился над Настиной папкой с бумагами. И звали его…

Погодите, как звали коллегу симпатичного капитана, который сидел теперь на кровати, плотно прижимаясь к его боку своим бедром? Кажется, Михаил. Михаил Борцов, точно!

– Спишь, сука? – просто так, почти без выражения, спросил капитан, глядя на него с такой ненавистью, что Ивану тут же захотелось закрыться одеялом. – Настя в земле гниет, а ты спишь! Причем спокойно спишь, без сновидений, без кошмаров.

Вот тут бы Иван мог с ним поспорить, но благоразумно промолчал.

– А ну встал! – скомандовал капитан.

Поднялся с кровати, отошел на полметра и тут же без особых усилий отвесил Ивану такого пенделя, что у того, кажется, хрустнуло что-то в тазовых костях.

– Я попросил бы!.. – начал он дребезжащим от страха и гнева голосом и все же прикрылся одеялом.

И получил еще один удар, уже скоординированный и более ощутимый. В глазах потемнело.

– Значит, не знал ты ничего о ее записях, так? И даже не догадывался, где может быть ее папка? Ах ты ж сука! – Еще один пинок, еще и еще. – Ты ввел следствие в заблуждение, сокрыл улики. Это статья, гадина! Это нехилая статья! А ну встал!

Капитан Назаров был так страшен в своем бешенстве, что у Ивана от предчувствия надвигающейся беды тряслось все в организме. Даже, кажется, зубы повылезли со своих мест и сошлись в странном клацающем танце. Он еле сполз с кровати. Встал перед полицейскими в одних семейных трусах и скрестил руки ниже пупка. Так, на всякий случай.

– Вопросов у меня к тебе, тварь, будет сразу несколько, – начал капитан голосом, напоминающим рокот далекого грома. – Отвечать станешь правду и только правду. Если соврешь, я… я тебя удавлю! И оставлю лежать под яблоней на дачном участке твоих родственников.

– Это незаконно! – воскликнул Иван.

И тут же получил в зубы.

– Ты мне будешь говорить о законе? – взревел Назаров, занося кулак еще для одного удара.

– Макс, хорош, – остановил его напарник. – Давай ближе к делу.

– Он нам врал, Мишаня! – с болезненной гримасой отозвался Назаров. – Этот слякотный трус нам врал, нагло глядя в глаза! Мы бы уже давно… Ах ты сука!

– Задавайте свои вопросы, – немного осмелел Иван, почувствовав поддержку в лице увальня в коричневой рубахе. – Я отвечу честно.

Назаров отошел подальше на всякий случай, разжал кулаки и с хрустом принялся разминать пальцы, которые просто немели от желания пройтись по холеной физиономии Светлова.

– Когда ты в последний раз видел Настю? – спросил за капитана Борцов.

– В тот вечер, когда забрал папку из машины. Я за ней проследил. Столкнулись на заправке, она меня снова послала. Я поехал за ней. Сначала она долго сидела в машине, ждала темноты. Может, кого-то караулила. Потом я увидел, как она выходит из машины и в руках только сумка. Значит, папка в машине осталась. Всем было известно, что багажник у главного не закрывается. Я через него и влез, забрал папку. Подождал немного, но она так и не вышла. И я уехал. Больше я Настю не видел. Звонил, но телефон был отключен. – Иван потер лицо ладонями. – Я жалел, конечно, потом о том, что сделал. Особенно после того, что с ней случилось. Но изменить уже ничего было нельзя.

– А чего жалел-то? – Губы Назарова сложились в ядовитую дугу. – Не разобрался?

– Нет, – честно ответил Иван. – Там сам черт голову сломит, в каракулях этих.

– О чем там вообще речь? – спросил Мишаня.

Он без стеснения лазил в компьютере, читал что-то, наверное, Иркины наброски.

– А я знаю? Какая-то авария трехлетней давности, какой-то мужик с тремя фамилиями, рейс загородный. Я не понял ничего.