— А что, если его подкупить?
— Чем? Чем ты его подкупишь?
— Нет, в самом деле. Не подкупить, так испугать. Ведь наверняка его испугать можно.
— Не уверен. И что это нам даст? Отсрочку на какое-то время. Если бы у нас хотя бы был план, как этой отсрочкой воспользоваться. А так…
— Вот именно — отсрочку. Время решает все. Если мы сумеем спровадить его без поголовной проверки всех на базе, если здесь он биороботов не обнаружит, то многое еще можно будет предпринять. Очень многое. Можно, в конце концов, укрыть всех носителей этой злосчастной метки от экспертизы.
— Дожидайся. Думаешь, Габбен один такой? На тринадцать миллиардов землян найдется хотя бы несколько выродков.
— Ну не это — так разработать какой-нибудь вирус, который стирал бы метку.
— Чушь. Я тут всю ночь изучал этот вопрос. Метку уничтожить невозможно. Этот вариант они сами давно предусмотрели. И предотвратили.
— Стой! А если попробовать встречный иск? А? Ведь как вообще могла появиться эта метка в геноме человека? И не является ли ее появление свидетельством диверсии против человечества со стороны ГБТ?
— Диверсии, говоришь? — Риттул задумался. — Скорее всего, именно так и есть. Именно диверсии — хотя непонятно, какую конечную цель они преследовали. Сомнительно, правда, что процесс удастся выиграть. Не знаю случая, чтобы кто-то выигрывал процесс у тсангитов. Но это даст нам время, — он даже слегка улыбнулся. Впервые с момента встречи с Сантало утром этого дня.
— Вот именно! Главное сейчас — выиграть время, изначально не допустить массовой экспертизы на Земле и других наших планетах. А уж дальше что-нибудь да придумаем.
— Стой! — Риттул снова помрачнел. — Ничего не получится. Для того, чтобы говорить о встречном иске, необходимо иметь права. А как, черт побери, если не посредством этой самой экспертизы, может Земля доказать свою правомочность, если ее-то как раз они и оспаривают? Ведь биороботы же не могут, согласно Кодексу Сообщества, предъявлять никаких исков. И ГБТ может потребовать поголовной экспертизы как раз на том основании, что мы предъявим этот, иск. Раз уж у них есть пусть и устарелое, но свидетельство наличия метки в геноме хотя бы одного человека. И до проведения экспертизы наши права членов Сообщества тсангитами будут попросту игнорироваться.
— Ну это мы еще посмотрим. Если доказать, что лица, вручающие встречный иск, заведомо не несут метки… Кому на базе сейчас известно о цели прибытия Габбена?
— Нам с тобой и ему. Если он, конечно, не проболтался еще кому-то.
— Не думаю, чтобы это было в его интересах. С теми, кто приносит подобные вести, всякое может случиться, а Габбен мерзавец, но совсем не дурак. У нас осталось меньше суток. Нельзя терять времени. Идем в лабораторию. — Сантало встал и пошел к двери.
На девятой карантинной базе, Координатором которой был Риттул, находилось около двенадцати тысяч человек — в основном те, кто проходил здесь всестороннюю медицинскую проверку перед тем, как получить допуск на Землю. Образцы крови каждого из них были в любой момент доступны для проведения анализа. Сантало, отпустив из лаборатории двух дежуривших там лаборантов — к счастью, был выходной, и остальные сотрудники Сантало отдыхали, — ввел в систему метку, полученную Риттулом от Габбена, и запустил автоматику экспресс-анализа.
Через два часа они знали самое страшное.
Проверка показала, что гены всех — всех без исключения — людей на базе содержали в себе метку ГБТ. Это могло означать лишь одно — то, что она содержалась в генах практически всех землян. Кроме разве что тех из них, кто точно знал родословную всех своих предков до эпохи первого столкновения землян с тсангитами. Значит, человечество было обречено. О том, чтобы сражаться с тсангитами, не могло быть и речи — даже если бы одни лишь тсангиты противостояли людям в случае возникновения конфликта. Силы были слишком неравными. Тем более, что тсангиты вообще могли бы уклониться от прямого столкновения, подставив вместо себя под удар других, столь же подневольных, как и земляне, членов Сообщества. Кодекс давал им на это право. Как сторона, потерпевшая ущерб от действий землян — и почему это такой стороной неизменно оказывается сильнейшая? — тсангиты могли требовать со стороны Сообщества защиты своих интересов и чужими руками подавить всякое сопротивление.
Все было скверно. И все же, как ни странно, Сантало теперь чувствовал в себе какую-то уверенность, которой прежде не было. И уверенность эта, как он понял, разобравшись в своих ощущениях, происходила от того, что отступать было уже некуда, что не мог он теперь даже в мыслях вообразить возможность такой подлости — остаться в стороне и позволить тсангитам порабощать людей, несущих метку фирмы. Он и прежде не остался бы в стороне, но теперь, когда узнал, что и он, как и все остальные, как, наверное, большая часть населения Земли, тоже биоробот и тоже обречен на разрушение личности и рабство — теперь он был спокоен. Теперь он знал, что не дрогнет и будет сражаться до конца.
Вопрос был только в одном — что делать?