Измеритель

Максимыч поправил лямки разгрузки; рукоятка меча, закрепленного в ножнах за спиной, смачно отвесила подзатыльник. Совсем как раньше, только голоса Саныча не хватает: «А ну, соберись, рохля!» Он топтался на «пятачке» перед входом в бункер уже, наверное, минут десять. Особого рвения никто не проявлял. «Конечно, идиотов, кроме меня, за час выходить наверх нет. Здесь, кроме Торгачева, пожалуй, никого не встретишь, но нелюбовь того к подземельям известна, а меня чего понесло? Не спится! Вроде и мандража особенного нет». Максимыч попытался разглядеть в тумане очертания забора. Заблудиться он не боялся, рано или поздно все равно упрешься резиновой мордой в частокол, но бродить с протянутыми руками, как слепой котенок, тоже не хотелось. «Ржач будет на все убежища – сталкер в городе заблудился». Где-то наверху, поскрипывали лопасти ветряков, слева, в обустроенных для техники капонирах, басовито заурчал двигатель грузовика. Поработав несколько секунд, простуженно чихнул пару раз и замолк, сменившись отборным матом.

Поразмыслив, что нецензурная речь механика – это все-таки какое-никакое общение, Максимыч, поправив на груди автомат, направился в сторону звучавших невдалеке лингвистических экзерсисов. Пока шел, с удивлением отметил, что за те пару минут, пока добирался, механик ни разу не повторился. «Сразу видно образованного человека – это тебе не телятам хвосты крутить».

В углублении, выложенном шлакобетонными блоками и накрытом двускатной крышей, стояли два грузовика: массивный высокий «Урал» с громоздким кунгом на задней раме и поменьше – тупомордый ГАЗ-66 с высокими бортами. Именно из второй машины из-под откинутой кабины торчала нижняя часть механика, а из чрева многострадального автомобиля доносились словесные обороты, от которых покраснел бы даже бармен «Тарантаса».

– Михалыч, чего ж ты его так… не могу даже слово подобрать… ругаешь? Он у тебя уже весь красный от стыда.

Из-под кабины вылез весь вымазанный в машинном масле, с маской респиратора, натянутой на лоб, механик. Невысокий мужчина в стареньком, протертом в нескольких местах армейском ОЗК. Он важно вытер грязные руки о промасленную тряпку, что не добавило чистоты ни одному, ни другой, нацепил маску на нос и оценивающе посмотрел на потрепанную, некогда зеленую кабину.

– Это не красный, а ржавый, – он угрожающе замахнулся на машину тряпкой. – Осел упертый. Не, машина, конечно, хорошая – надежная, но вот если упрется… Через час выезд, а он мне подачу топлива не дает. Мне Васильев голову отвернет и на бампер вместо чучела нахлобучит, если эта скотина не заведется.

«Скотина» озорно сверкнула фарой, намекая, что так просто не сдастся.

– Ты бак посмотри, мы прошлый раз туда такую гадость залили, что и бензином только с натяжкой можно назвать. Помнишь, за стройматериалом для этого капонира год назад ездили, так обратно заправлялись из какого-то полуразвалившегося ЗИЛа. Сам понимаешь, не до капризов было. Доехали – и слава богу. А потом, если заводили, то только «Урал», а этот друг стоял.

Механик оценивающе глянул на машину:

– Не учи отца… я тот бензин слил весь.

Но, помявшись, витиевато выругался и, нацепив маску обратно на лоб, полез под машину, сливать топливо и откручивать бензобак.

Максимыч потоптался еще немного и вышел из гаража. Чего мешать человеку, когда он погружен в творчество? «Чертов туман! Такое ощущение, что он сам излучает свет – это белое всепоглощающее ничто, превращающее все и вся в пустоту, плотную и осязаемую. Спасибо механику. Только благодаря его общению с автомобилем понятно, что мир не исчез, а просто скрылся. Ну, по крайней мере, эта его часть».

Пробираясь от не прекращающегося за спиной звукового ориентира к входу в убежище, Максим обратил внимание, что туман впереди стал сгущаться, собираясь в темное пятно, которое с каждым шагом как бы распадалось на несколько человеческих фигур. Как сквозь вату пробился негромкий голос Васильева:

– Сюда ставьте. «Урал» подъедет – загрузите, – послышался громкий стук. – Поаккуратней со взрывчаткой, идиоты. Не хватало еще здесь все разнести. Альпинистскую снарягу здесь сложите: блоки, «спусковухи» и упряжь. С веревками осторожнее – не запутайте. Куда карабины положил, сюда, к снаряге клади…

Виктор руководил погрузкой, как дирижер симфонического оркестра. Из подземелья вышел капитан. В боевой выкладке он выглядел еще монументальней. Амуниция сидела на теле так ладно, как будто он в ней родился. Движения уверенные и отточенные. Было ясно, что вот его суть – настоящий воин. Как Илья Муромец, пролежав на печи, дождался своего часа. Еремин поправил маску и, разглядев в тумане Максимыча, кивнул.

– Давно вышел?

– С полчаса, наверное. Ходил в капониры. Механик говорит, подождать немного надо – «газик» не заводится.

– Долго?

– Как управится.

– Ладно, будем пока «Урал» загружать. Кстати… – оглянувшись, капитан кого-то поманил. Из белого ничто материализовался Молодой в полной сталкерской амуниции с помповиком наперевес. – Утверждает, что ты его с собой позвал.