Изнанка

Добравшись до нужного этажа, Андрей дышал уже хрипло и тяжело. Ноги у него тряслись в коленях, а спина, несмотря на влагоотводящее термобельё, была мокрой. Но он не обратил на это внимание. Свернув налево, он толкнул от себя обшитую розово-коричневыми пластиковыми панелями дверь. Та послушно открылась, знакомо скрипнув ему навстречу. Милавин вошёл внутрь.

Квартира оказалась очень грязной и даже заброшенной. На жёлтых обоях в прихожей хватало засохших пятен и потёков, под ногами то и дело попадался какой-то мелкий мусор. Старая корпусная мебель была покрыта сколами, вешалка на стене напротив входа и вовсе перекосилась, болтаясь на одном гвозде. Над всем этим висел тяжёлый дурманящий смрад, в нём угадывался свербящий нос запах лекарств, застоявшаяся вонь нечистот и ещё что-то отвратительно сладковатое.

Андрей прошёл по коридору. Оставив позади себя двери в туалет, ванную и на кухню, он заглянул в комнату. Здесь царили те же разруха и запустенье, что и в коридоре. Тёмные пятна на стенах, горы мусора по углам и старая, местами поломанная мебель. Почти треть комнаты занимал линялый сильно продавленный диван, на котором была навалена гора какого-то грязного тряпья. Милавин не стал особо разглядывать обстановку. Саши здесь нет. Чтобы понять это, ему хватило короткого взгляда, поэтому, не задерживаясь, он двинулся дальше по коридору.

Андрей не оглядывался, и не мог видеть, как за его спиной, входная дверь сама собой качнулась, без всякого скрипа, повернулась на петлях и плотно закрылась, щёлкнув замком. Он не видел, как зашевелилась, осыпаясь на пол, куча тряпья на диване, а несколько секунд спустя, из-под обрывков одежды появилось скрюченное уродливое подобие человеческой руки.

Коридор заканчивался дверью. Белая краска облупилась и лохмотьями свисала со старого рассохшегося дерева. Матовое стекло, вставленное в верхнюю часть двери, оказалось косо обколото с верхнего угла. Левой рукой Андрей повернул г-образную ручку и толкнул дверь от себя. Она открылась, хоть и не без труда, рассохшееся дерево встало в распор в дверном косяке. Когда же дверь всё-таки отворилась, то огласила квартиру мерзким дребезжанием плохо закреплённого в раме стекла. Милавин переступил порог.

Это комната отличалась от предыдущей только полным отсутствием мебели, но отнюдь не чистотой. Здесь было окно, двустворчатое, с серым бетонным подоконником и коричнево-жёлтой гармошкой батареи отопления под ним. У окна, спиной к входу, стояла Сашка. Подавшись вперёд, она облокотилась на подоконник, подбородок опёрся на кулачки, левая нога чуть подогнута, зато правая напряжена, удерживая на себе вес тела. Андрей почувствовал, как сердце у него свело судорогой. Он слишком хорошо знал эту позу ожидания, вроде бы и расслабленную, и в то же время наполненную энергией, готовую в любой момент взорваться радостным криком: «Мама! Вон мама идёт! Пойдём встречать!».

– Саня! – из горла снова вырвался только сдавленный хрип, Андрей опустил пистолет и шагнул к дочери. Ноги не слушались, они вдруг стали чужими, мягкими и слабыми. Ещё шаг. Он вытянул вперёд левую руку, чтобы прикоснуться к дочери, провести рукой по мягким каштановым волосам.

– Сашенька, – ещё один шаг, и он дотронется до неё, обнимет и больше никогда не отпустит. В глазах начало щипать. В горле колючий комок. Он вот-вот заплачет.

Андрей, наконец, преодолел те три метра, что отделяли его от окна, протянул левую руку вперёд и положил её Сашке на плечо…

Это было похоже на кошмарный сон. Ладонь, не встретив под собой никакой преграды, провалилась сквозь красно-белый полосатый свитерок и глубоко ушла в тело девочки.

– Нет! – Андрей упал на колени и попытался двумя руками обхватить дочь, прижать к себе. Результат был тот же. Руки прошли сквозь неё, тело Саши изогнулось, побежало рябью, как отражение на потревоженной глади воды, а потом и вовсе начало таять в воздухе.

– Саша, нет! Не надо!!! – он метался вдоль окна, пытаясь схватить и удержать её. Но с тем же успехом мог бы ловить дым. Через пару секунд Андрей остался совершенно один в грязной комнате. Саша исчезла.

Наверное, он бы зарыдал от отчаяния и бессилия, охватившего его, если бы не боль, которая снова пронзила правую руку. Она появилась так внезапно, что Андрей взвыл, отбросил пистолет в сторону и повалился на бок, зажмурив глаза. Пальцы правой руки он инстинктивно стиснул здоровой левой и прижал к груди, как будто это могло унять боль.

Но боль действительно начала утихать. Андрей ещё пару мгновений полежал с закрытыми глазами, недоверчиво прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет, боль и правда уходила. Медленно, совсем не так внезапно, как появилась, но исчезала. Милавин позволил себе вздохнуть и открыть глаза.