Изнанка

Борис вспомнил, как полчаса назад Капелька отреагировала на новость, что часть деревни очутилась в странном пустынном мире. Она долго глядела в окно, округлившимися от изумления глазами, после чего изрекла: «Ух-ты! Вот это да!» О чём она думала, вглядываясь в сумрак? Борису почему-то тогда показалось, что воображение ей рисует отнюдь не унылые картины, а нечто по-детски сказочное, навеянное книжками и фильмами. Надеялась ли она, что там, за тёмным горизонтом, высятся белокаменные замки и шумят вековечные леса, в которых живут эльфы и феи, резвятся единороги? Вполне возможно. Если так, то её ждёт разочарование и Борис сознавал это с горечью. Он был уверен, что за чёрным горизонтом просто не может быть ничего хорошего.

Капелька продолжила:

— Не знаю почему, но я больше не боялась. Ну, если честно, всё-таки боялась, но не так сильно, как сначала, — она взяла ещё конфету, откусила кусочек, внимательно изучила начинку и положила конфету на стол. — А потом я увидела девочку, она вышла из темноты. Как будто дверь какая-то открылась и она вышла. Только что её не было, и вдруг появилась. И эта девочка была… не знаю, странная очень. И глаза странные.

Борис слушал, затаив дыхание. В голове возник образ сестрёнки: тёмные прямые волосы, узкое личико с острым подбородком, щуплая фигурка, облачённая в светлое платье… «Но она же мертва! — взорвался в сознании голос здравого смысла. — Её больше нет!» Борис почувствовал себя так, словно внутри него борются — нет, отчаянно дерутся — безумец, готовый поверить во всё что угодно и скептик.

— Она сказала, что её зовут Зоя, — Капелька посмотрела на Бориса. — А ещё, дядя Боря, она сказала, что она ваша сестрёнка. Я спросила: «Где мы?» И Зоя рассказала, что ей пришлось перенести меня в эту темноту…

— Но зачем? — опешила Марина.

Капелька нахмурила лобик. В её круглых очках отражалось пламя свечи.

— Зоя сказала, что я могла умереть, если бы она не перенесла меня в эту темноту.

— О чём ты говоришь? — Марина схватила её за руку.

— Она сказала, что так было нужно. Что моё сердце могло остановиться, если бы она не спасла меня. Но теперь всё хорошо, мама. Я ведь жива. Всё теперь хорошо.

Растерянный взгляд Марины блуждал по лицу дочери, и Борис вполне мог представить, какой вихрь эмоций бушует сейчас в её голове. Ведь Капелька, похоже, была на волосок от смерти, её могла постичь участь тёти Иры и Гениной тёщи. А Зоя, получается, спасла девочку? У Бориса от всего этого голова шла кругом, и он сознавал: осмыслить такое просто невозможно. Это то же самое, что пытаться представить, где заканчиваются границы вселенной. Слишком чуждо для понимания, слишком запредельно.

— Она спасла тебя? — осипшим голосом произнесла Марина.

Капелька кивнула.

— Спасла. Мы сели с ней на землю и стали разговаривать. Зоя сказала, что она уже давно здесь. Не в темноте, а вообще. Однажды она попала в чёрную пустыню. До этого играла возле своего дома и вдруг — бац! — очутилась в пустыне. Она не знала куда идти, ей было ужасно страшно. Зоя кричала, звала на помощь, но кто её в пустыне-то услышит? А потом она пошла, куда глаза глядят. Долго шла, очень устала, ей пить и есть хотелось. Начало темнеть и она увидела людей. Много людей. Побежала к ним. Они ей обрадовались и забрали её с собой. Теперь Зоя живёт с ними, и она счастлива. Она так и сказала: «счастлива». А ещё просила передать дяде Боре и вообще всем, что людей в пустыне бояться не надо, они хорошие. А потом Зоя вывела меня из темноты и я очнулась.

Борис поднялся, поспешно покинул гостиную, вышел из дома, уселся на ступеньку крыльца, обхватив голову руками. Перед глазами возникла картинка: девочка в светлом платье бредёт по чёрному песку, в небе бледное светило медленно гаснет… Она сказала Капельке, что теперь она в безопасности и счастлива. Мощное слово «счастлива», категоричное. Но что-то не так. Борис чувствовал фальшь. Или просто включил упрямство назло самому себе? Решил за что-то наказать себя болезненным отрицанием? Рассказ Капельки должен был внушить оптимизм, но получилось наоборот. Погано. Очень погано.

Из дома вышел Виталий, примостился рядом. Борис подумал: «Только ничего сейчас не говори, приятель! Только не пытайся меня успокаивать, иначе я просто взорвусь!»

Виталий молчал. И весь этот странный мир безмолвствовал. Борис поднял глаза на пустыню. Как же он ненавидел этот чёрный песок! От жгучей ненависти даже в голове помутнело.

— Пойдём в дом, — тихо предложил Виталий.

Борис кивнул. Действительно лучше в дом зайти, иначе один вид этой пустыни с ума сведёт. Он поднялся, чувствуя дикую усталость. Минут через десять уснул в кресле.