Изнанка

— Старик скоро поплатится за то, что обидел тебя. А ты наблюдай, будь начеку. Когда настанет момент действовать, я дам тебе сигнал.

И Гена наблюдал, ждал и время от времени поедал разные вкусности, которые давала Анастасия Марковна. Иногда она нашёптывала ему на ухо:

— Бедный, бедный мальчик… С тобой так несправедливо обошлись. Но знай, скоро все твои обидчики сдохнут, а ты останешься в живых и получишь заслуженную награду…

Для Гены эти слова были словно магическое заклинание, включающее в его мозгу жажду действий. Ему не терпелось получить заслуженную награду, не терпелось увидеть, как все дураки сдохнут.

— Несчастный маленький мальчик, — ласково шептал голос над ухом. — Скоро ты станешь очень, очень счастливым. Верь мне… Верь только мне…

Глава двадцать третья

— Нихрена не понимаю, бляха муха! — Прапор не находил себе места. Ходил по двору взад-вперёд, то и дело, бросая полный ненависти взгляд на сумеречных людей. — Какого чёрта Кирилл туда рванул? Ну ладно если бы у него с мозгами проблемы были, но ведь он нормальным был. Я лично, ничего такого не замечал. Он был абсолютно нормальным!

— Пока не заснул, — холодно заметил Виталий. — Он от нас скрывал, почему боялся засыпать. Думаю, бледный человек нашёл его Ахиллесову пяту и нанёс удар, когда Кирилл уснул. Другого объяснения я не вижу.

Кешу раздражало, что Виталий и остальные называли Хесса бледным человеком. Мерзкое какое-то прозвище, унизительное, совершенно не достойное повелителя чёрных песков, мастера иллюзий. И немного обидно было, что никого нельзя упрекнуть, рассказать о своих собственных ощущениях. Эта скрытность начинала Кешу тяготить. Ему хотелось, чтобы игра на выбывание скорее закончилась.

Сумеречные люди вдруг заговорили, словно кто-то нажал в их головах кнопку «пуск»:

— Кирилл теперь со мной… Он сейчас очень жалеет, что так долго сопротивлялся… Вы даже не догадываетесь, как ваш друг страдал, как боялся снова стать тем, кем когда-то был… Но теперь все его страхи в прошлом… Впервые за долгое время Кирилл обрёл покой, и он мне очень благодарен… Я говорю вам правду, только правду…

— Ну да, конечно, — буркнул Прапор. — Похоже, эта гнида не собирается пластинку менять.

Виталий хмыкнул.

— По крайней мере, эти существа теперь говорят «я», а не «мы». Как по мне, так это маленький шажок в сторону правды.

— Идите, поглядите на Кирилла, Валерия, Веронику, — голосами сумеречных людей вещал бледный человек. — Они теперь все здесь, со мной… Я буду о них заботиться… Ваши друзья очень хотят, чтобы вы к ним присоединились… Их печалит, что вы мне не верите…

Прапор вынул их кармана потёртого пиджака флягу, открутил крышку и нервно сделал глоток. Он уже больше суток не притрагивался к алкоголю — рекорд! Однако сейчас не сдержался. За первым глотком последовал второй, третий…

«Стоп! — приказал себе Прапор. — Хватит! Не время напиваться!»

Он завинтил крышку и сунул флягу обратно в карман.

Глядя на Прапора, Виталий поймал себя на мысли, что едва сдерживается, чтобы не попросить у него флягу. Невыносимо хотелось выпить — хотя бы немного. Но он знал: немного не получится. Просто не сможет ограничиться тремя глотками, как старик. А значит, нужно терпеть, иначе подведёт всех, и это будет похоже на предательство. Такой радости он бледному человеку не доставит. Нет, нет и нет! Если суждено сгинуть, сгинет трезвым. Его даже немного удивил собственный решительный настрой. Есть, значит, ещё в нём запас силы воли. Оставалось только надеяться, что очередная беда не истощит его до основания.

Только он об этом подумал, как в дверях показалась встревоженная Марина.

— Баба Шура! — превозмогая волнение, сообщила она. — Кажется, у неё инсульт!

— Твою ж мать, — скривился Борис.

А Прапор мысленно выдал серию матерных слов.

Все устремились в дом.

Лицо пожилой женщины было перекошено, пальцы левой руки скрючены. Казалось, она даже не дышит.

— Эй, Шура! — Прапор коснулся её щеки.

— Она ни на что не реагирует, — вздохнула Марина. — Вот только минут двадцать назад я её проверяла и с ней всё в порядке было. Мы с ней даже парой слов перекинулись, а теперь… Судя по тому, как её перекосило, это похоже на инсульт. И я понятия не имею, что теперь делать.

Борис напряжённо вглядывался в лицо бабы Шуры. Опять безвыходная ситуация, как с Маргаритой и Валентиной. В нормальном мире хоть какой-то выход из ситуации, но найдётся. Но только не здесь. Эта ограниченность бесила, побуждала дать волю злости. Сжав кулаки, Борис приказал себе: «Спокойно! Держись! Бледный человек только и ждёт, чтобы ты сорвался, обезумел!»

— Эх, Шурка, — Прапор склонил голову. — Ну что же ты так, а?

— Отдайте эту женщину мне! — послышалось с улицы. — Отдайте, и она будет жить… Поспешите, её сердце скоро остановится…

— Ну уж нет! — глаза Прапора яростно блеснули. — Ты не получишь её, тварь!

Шелестящие голоса не унимались:

— Если не отдадите мне эту несчастную женщину, её смерть будет на вашей совести… Она должна жить, и мне по силам её спасти…