Изнанка белого. Арктика от викингов до папанинцев

По изуродованным телам и по содержимому котелков стало ясно, что наши несчастные соотечественники дошли до последнего ужасного способа продления существования – людоедства. Несколько несчастных дожили до прилёта птиц (то есть до конца мая), ибо были слышны выстрелы, а гусиные кости и перья были найдены на месте печальных событий. Оружия, по-видимому, у них хватало, ибо местные жители высыпали порох из гильз, а ниже уровня высокой воды нашли пули и дробь: видимо, их бросили на льду у берега. Другие вещи – несколько наручных часов, компасы, подзорные трубы, ружья (в том числе двуствольные), были, вероятно, сломаны, ибо я видел части этих предметов у эскимосов, и я приобрёл, что смог, равно как и серебряные ложки и вилки, орден в форме звезды и маленькое серебряное блюдце с надписью “Sir John Franklin, KCH”»[48] [252].

Последний ужасный способ, или Леди Джейн против доктора Рэ

Доктор Рэ прибыл в Англию 22 октября 1854 года, в воскресенье, и в тот же день передал Адмиралтейству отчёт. Вряд ли он предполагал, что уже наутро сенсационная новость появится в лондонской «Таймс». Отчёт доктора вызвал оторопь. В глазах викторианского общества каннибализм был свойственен примитивным народам, здесь же ситуация была зеркальной: «дикари» обвиняли элиту из элит – моряков Королевского флота – в поедании себе подобных. Отклики в прессе были немногочисленны – журналисты предпочитали не обсуждать табуированную тему [215]. Только Чарльз Диккенс решился выступить оппонентом Рэ, опубликовав в двух номерах своего журнала «Домашнее чтение» пространную отповедь, центральной темой которой стал именно каннибализм. Диккенс ставит под сомнение отчёт Рэ – поскольку ни сам Рэ, ни его информаторы-эскимосы не были свидетелями трагедии. По мнению Диккенса, Рэ мог неверно понять эскимосов, переводчик мог ошибиться, да и сами эскимосы могли сболтнуть не то. Обглоданные кости также не могут быть аргументом. Даже если они и были, мало ли живности в Арктике – песцы, медведи? Но главный посыл Диккенса заключался в том, что в рядах флота Её Величества попросту не могло оказаться людоедов, что моряки скорее бы умерли, чем дошли до столь отвратительного способа продления жизни [177]. Рэ не стал вступать в полемику с Диккенсом. Лишь однажды он упомянул, что его оппоненты, рассуждающие о том, до чего может или не может дойти голодающий человек, вряд ли хотя бы один день в своей жизни обходились без пищи.

Доктора обвинили в том, что он не обследовал место трагедии, а вместо этого срочно отправился в Англию за обещанной правительством премией в 10 000 фунтов. Сам же он утверждал, что ничего не знал о назначенной награде, поскольку уже в течение нескольких лет работал в Арктике, а отправиться на место гибели экспедиции не мог из-за нехватки времени и приближающихся холодов [259]. Но вовсе игнорировать отчёт доктора было нельзя – найденные предметы явно принадлежали пропавшей экспедиции. И он получил награду, несмотря на протесты вдовы Франклина.

Стоило доктору не включить в отчёт неприемлемые для викторианского общества подробности, и были бы и слава, и рыцарский титул. А он предпочёл стать изгоем. Что руководило им? Ответственность, честность исследователя, доверие к тем, кто помог ему узнать судьбу пропавшей экспедиции, у кого он учился жить в Арктике, с кем делил беды и радости в ледяной пустыне?