Изнанка мести (СИ)

– Перестань нести всякую чушь! Если бы этот ребёнок был от твоего брата, стала бы я жить в этом доме? Собирать старые газеты? Колоть дрова? Ходить по полу, где щели размером с пролив Босфор? Воду таскать? Мыться в ржавом корыте? Ты ополоумел? Прекрати задавать вопросы, ответы на которые сам знаешь! Я не обязана отчитываться перед тобой. Как и ни перед кем! Да, я беременна! – она почти кричала. – Да, я была дурой и два раза наступила на одни и те же грабли по имени – мужчины. И да! Я ношу ребенка. От такого же бесстыдного ублюдка, как твой брат. Да, я позволила ему воспользоваться собой, как в свое время позволила твоему брату! Что ты мне предлагаешь? Попросить у тебя помощи? Может быть, захочешь содержать нас? Да, у меня нет денег. Мне нечего есть. Может быть я гордячка, какой не должна была быть! – Вика брызгала слюной, но ей было наплевать, – просить мне не у кого. Хороши вы друзья! Ты мне друг? Да, последнее время ты поддерживал меня. Но что это за человек, который позволяет другому сесть в лодку, зная, что этой лодке тонуть! Ты не мог не знать про ненависть отца к Беловым. Ты знал, что Ярослав женится, чтобы посмеяться надо мной. И даже не намекнул мне. Пусть не словом! Сделал бы вид, что в вашей семье – я чужая! Нет, ты улыбался и приветствовал! Чтобы больнее было падать! Ты, твой брат – одного поля ягоды! Просить у вас денег? У тебя? Неужели ты думаешь, что мне не хватает еды? Я так больно ударилась, что ещё не скоро захочу дышать, не говоря про то, чтобы питаться. Твой брат отдал мне столько барахла, которым в своё время задаривал меня, что я могу безбедно жить еще три жизни! – она замолчала, презирая себя за вспышку. За слабость. Отвернулась, чтобы Дима не увидел проглоченные слёзы. – Уходи, – выдавила она, мечтая остаться одной, свернуться на печке, пожалеть себя, заштопать прорехи в душе.

– Вика…

– Уходи, – повторила она менее уверенно, быстро обернулась и схватила его за куртку. – Обещай мне, что ты никому ничего не расскажешь. Обещай! Прости, что я тебе наговорила, только не рассказывай никому! – тараторила она сиплым голосом, – сейчас я не готова к новым насмешкам и вопросам «кто?» да «почему?».

– Вика, – он, кажется, пытался успокоить ее, – Вика, прости!

– Обещай! – она уже рыдала в голос. Сил не было выдержать это бесконечное напряжение. Сначала Ярослав язвил, обвинял её в связи с Димкой, придирался к одежде, обжигал ледяным презрением и оскорблял, жестоко целовал и насмехался, теперь его брат сыпал укорами, что она мало ела и забеременела. В чём она виновата? В чём? В том, что полюбила? Что не могла разглядеть шарлатана? Что ютилась в жалком пристанище и мерзла? Будет ли на этом свете хоть один человек, не осуждающий её за все смертные грехи? Хоть кто-то, кому она сможет довериться? Вика зарыдала сильнее, вспомнив про Ольгу, отбывающую сегодня в Европу. Она даже подруге не рассказала ничего! Она превратилась в прокаженную, которой никогда нигде не будет пристанища!

– Вика, я никому ничего не скажу, – он прижал её. – Успокойся. Прости меня. Я виноват. Успокойся. Мы что-нибудь придумаем. Всё будет хорошо.

Он гладил её по голове, спине, шептал слова утешения, не выпуская из рук. Вика не могла унять судорог. Сегодня всё шло наперекосяк. Ярослав собирался жениться! Он больше никогда не посмотрит в её сторону! У её ребенка не будет отца, братьев, сестёр! Ей никогда не быть счастливой! Ей всю жизнь придется одной тащить эту ношу! Ей одной! Ничего не исправить!

Ноги подкосились, Дима посадил её на диван, прижав к себе.

Дал ей выплакаться и успокоиться. В конце концов, она вытерла слезы его платком, вспоминая другую руку, протягивающую ей сегодня другой платок. Разрыдалась снова, вспоминая и вспоминая жестокость Ярослава, хлёсткие слова, кажущуюся обеспокоенность и тёплые пальцы на ледяных руках.

К счастью, даже слезы и жалось к себе иссякли. Она замолчала, и они долго сидели в тишине. Дима укрыл её курткой, но вскоре и она перестала спасать от обступающей прохлады тёмного дома. Когда её начала колотить такая дрожь, что зубы застучали, Дима поднялся и растопил печь. Вика следила за его неумелыми движениями – сама она научилась поджигать дрова быстро и проворно, не тратя силы на лишние повороты. Трясясь от холода, она всё-таки испытывала облегчение, что смогла открыть тайну Диме. Теперь ей не придется всё носить в себе. Конечно, проблем от этого не уменьшилось, но Димка был другом, несмотря на то, что приходился братом Ярославу, и на всё то, что она ему наговорила сгоряча.

Потом они сидели очень долго, так долго, что перед Викиным взором начали мелькать неясные видения – может быть, она задремала? Дима отстранился, встал перед ней на колено. Пока она в изумлении смотрела на него, он снял свое единственное кольцо-печатку и одел ей на палец со словами: «Будь моей женой»!