– Привет, – они расцеловались с Ольгой в щёки, внимательно посмотрели друг на друга, – как чувствуешь себя? – спросили в один голос и рассмеялись.
– Не знала, что вы ночуете здесь.
– Мы вчера поздно приехали, у тебя было темно, не стала будить, – Ольга потерла глаза, зевнула и потянулась. – Баня, – закатив глаза, подвела она черту.
– Понятно, – Вика кивнула, она хотела было позвать их на завтрак, но вспомнила о полупустом холодильнике и промолчала. Когда же это кончится? Она уже не была уверена и в желании откровенничать с Ярославом. Может быть завтра, когда они остались бы наедине, когда он сам пришел бы к ней? Однако, Ярослав настороженно следил за ней взглядом и, как видно, не собирался отсрочивать.
– Мы оставим вас на минутку, – он взял её за локоть и потянул к одной из дверей, но Вика уже праздновала труса. Если бы она шла с открытым сердцем! А у неё было несколько требований, которые, как она подозревала, не обрадуют Ярослава: – Мы могли бы поговорить и здесь, – протараторила она испуганно.
Лицо Ольги осветилось ещё ярче, и она закивала: – Думаю, мы все вправе послушать, – когда Ярослав чуть не испепелил ее взглядом, а Андрей притянул к себе, упрямо добавила: – Мы ведь не просто свидетели этой истории, даже не участники: мы в неё замешаны… как изюм в тесто.
Ярослав настороженно посмотрел на каждого, челюсти его напряженно двигались. Наконец, он изъявил согласие. Андрей разместился на диване, Ольга – в его объятиях. Вика рядышком. Ярослав остался стоять у лестницы. Он смотрел на неё так пристально, что она показалась себе козявкой на стеклышке микроскопа.
Вика словно оледенела: неужели она сама инициатор этой переделки?
– Я пришла сказать тебе, что я хорошо подумала, и согласна быть с тобой, – скороговоркой выдала она и посмотрела в настороженные глаза. Кадык Ярослава дернулся. – Но у меня есть условия, – быстро добавила Вика, и мышцы лица Ярослава дрогнули. – Я не стану выходить за тебя замуж и не стану записывать тебя отцом моего ребенка. Я хочу…, нет, я требую…, чтобы ты проявил смирение, – закончила она и увидела, как его сковало напряжение.
Воцарилась жуткая тишина. Нервы Вики натянулись и звенели в гробовом безмолвии. Время превратилось в тягучую массу. Слышалось тиканье часов где-то рядом. Дом вдруг наполнился электрическими разрядами, готовыми с треском разорваться громом и молнией.
Что же он ничего не говорил?
– Хочешь, чтобы я встал на задние лапки? – тихо изрек Ярослав, и лицо его потемнело.
Вика не поняла вопрос это или утверждение, она только сразу догадалась, что ничего у них не получиться. Он не собирался принимать никаких её условий. Она почувствовала, как исчезает нервозность и закипает внутри бешенство. Оно родилось в ней, как землетрясение рождается в недрах гор, разрасталось и сокрушало всё на своем пути, и ей казалось, что она всей душой снова возненавидела Ярослава Выгорского.
– Если для тебя это – стоять на задних лапах – мне плевать! – презрительно выдала она, и втроем они лицезрели, как Ярослав превратился в грозовую тучу. – Я всю жизнь собираюсь попрекать тебя твоим чёртовым поступком. Я не собираюсь любить тебя! – от гнева ложь далась очень легко.
Он усмехнулся, потемневшие глаза открыто издевались над ней.
– Хочешь быть главной? – с притворным сожалением спросил он и рассмеялся, обнажив белоснежные зубы.
Как же она ненавидела его! Отвращение, которое она не могла, да и не желала скрывать, перекосило её лицо, она чувствовала отчаянную ярость женщины, загнанной в угол. Она завладела ею целиком. Ярость, рожденная жгучим унижением и стыдом. Да он просто издевался над ней!
– Да, – выпалила Вика.
– Хочешь держать ситуацию под контролем?
Она тяжело дышала, но «да»! Или ситуация будет у неё в руках или у каждого из них будет своя, отдельная от другого, история.
– Да! – вытаращила она глаза.
– Так вот, – в отличие от неё, Ярослав не потерял ни капли самообладания, – мой ответ «нет». Ты станешь моей женой, не будь я Выгорским. Мое имя будет написано в свидетельстве о рождении нашего ребёнка, – он как будто бы скрипнул зубами, в то время как его образ: и лицо и тело и поза – выражали надменное безразличие, которое подчеркивало угрозу и уверенность, исходящие от него.
– Ну, это мы еще посмотрим, – Вика поднялась, следом за ней Ольга.
– Вик, – позвала она, опуская легкие пальцы на плечо.
– Чего ты ждешь от меня? – Ярослав не тронулся с места, слегка усмехаясь. «О-о-о! Она предпочла бы что угодно этой позе хищника, собирающегося прыгнуть». – Нельзя быть львом и котёнком одновременно. Или охраняет или мурчит на диване. Или мужчина – это мужчина, или нет, – он продолжал ухмыляться. – Нельзя ждать от вояки, что он по чьей-то указке отступится от боевых правил.
– Боевых правил…? – воскликнула Вика и закусила губу, – …боевых правил, значит? Как же я тебя ненавижу! – вымолвила она, ища слова, которые причинили бы ему боль, унизили, рассекли.
Ярослав вдруг смерил её открытым, холодным взглядом: – Я не передергиваю карты в игре.
Ольга закатила глаза.
– Прекратите! Вы просто чокнутые! – закричала она.