— Привет, — они расцеловались с Ольгой в щёки, внимательно посмотрели друг на друга, — как чувствуешь себя? — спросили в один голос и рассмеялись.
— Не знала, что вы ночуете здесь.
— Мы вчера поздно приехали, у тебя было темно, не стала будить, — Ольга потерла глаза, зевнула и потянулась. — Баня, — закатив глаза, подвела она черту.
— Понятно, — Вика кивнула, она хотела было позвать их на завтрак, но вспомнила о полупустом холодильнике и промолчала. Когда же это кончится? Она уже не была уверена и в желании откровенничать с Ярославом. Может быть завтра, когда они остались бы наедине, когда он сам пришел бы к ней? Однако, Ярослав настороженно следил за ней взглядом и, как видно, не собирался отсрочивать.
— Мы оставим вас на минутку, — он взял её за локоть и потянул к одной из дверей, но Вика уже праздновала труса. Если бы она шла с открытым сердцем! А у неё было несколько требований, которые, как она подозревала, не обрадуют Ярослава: — Мы могли бы поговорить и здесь, — протараторила она испуганно.
Лицо Ольги осветилось ещё ярче, и она закивала: — Думаю, мы все вправе послушать, — когда Ярослав чуть не испепелил ее взглядом, а Андрей притянул к себе, упрямо добавила: — Мы ведь не просто свидетели этой истории, даже не участники: мы в неё замешаны… как изюм в тесто.
Ярослав настороженно посмотрел на каждого, челюсти его напряженно двигались. Наконец, он изъявил согласие. Андрей разместился на диване, Ольга — в его объятиях. Вика рядышком. Ярослав остался стоять у лестницы. Он смотрел на неё так пристально, что она показалась себе козявкой на стеклышке микроскопа.
Вика словно оледенела: неужели она сама инициатор этой переделки?
— Я пришла сказать тебе, что я хорошо подумала, и согласна быть с тобой, — скороговоркой выдала она и посмотрела в настороженные глаза. Кадык Ярослава дернулся. — Но у меня есть условия, — быстро добавила Вика, и мышцы лица Ярослава дрогнули. — Я не стану выходить за тебя замуж и не стану записывать тебя отцом моего ребенка. Я хочу…, нет, я требую…, чтобы ты проявил смирение, — закончила она и увидела, как его сковало напряжение.
Воцарилась жуткая тишина. Нервы Вики натянулись и звенели в гробовом безмолвии. Время превратилось в тягучую массу. Слышалось тиканье часов где-то рядом. Дом вдруг наполнился электрическими разрядами, готовыми с треском разорваться громом и молнией.
Что же он ничего не говорил?
— Хочешь, чтобы я встал на задние лапки? — тихо изрек Ярослав, и лицо его потемнело.
Вика не поняла вопрос это или утверждение, она только сразу догадалась, что ничего у них не получиться. Он не собирался принимать никаких её условий. Она почувствовала, как исчезает нервозность и закипает внутри бешенство. Оно родилось в ней, как землетрясение рождается в недрах гор, разрасталось и сокрушало всё на своем пути, и ей казалось, что она всей душой снова возненавидела Ярослава Выгорского.
— Если для тебя это — стоять на задних лапах — мне плевать! — презрительно выдала она, и втроем они лицезрели, как Ярослав превратился в грозовую тучу. — Я всю жизнь собираюсь попрекать тебя твоим чёртовым поступком. Я не собираюсь любить тебя! — от гнева ложь далась очень легко.
Он усмехнулся, потемневшие глаза открыто издевались над ней.
— Хочешь быть главной? — с притворным сожалением спросил он и рассмеялся, обнажив белоснежные зубы.
Как же она ненавидела его! Отвращение, которое она не могла, да и не желала скрывать, перекосило её лицо, она чувствовала отчаянную ярость женщины, загнанной в угол. Она завладела ею целиком. Ярость, рожденная жгучим унижением и стыдом. Да он просто издевался над ней!
— Да, — выпалила Вика.
— Хочешь держать ситуацию под контролем?
Она тяжело дышала, но «да»! Или ситуация будет у неё в руках или у каждого из них будет своя, отдельная от другого, история.
— Да! — вытаращила она глаза.
— Так вот, — в отличие от неё, Ярослав не потерял ни капли самообладания, — мой ответ «нет». Ты станешь моей женой, не будь я Выгорским. Мое имя будет написано в свидетельстве о рождении нашего ребёнка, — он как будто бы скрипнул зубами, в то время как его образ: и лицо и тело и поза — выражали надменное безразличие, которое подчеркивало угрозу и уверенность, исходящие от него.
— Ну, это мы еще посмотрим, — Вика поднялась, следом за ней Ольга.
— Вик, — позвала она, опуская легкие пальцы на плечо.
— Чего ты ждешь от меня? — Ярослав не тронулся с места, слегка усмехаясь. «О-о-о! Она предпочла бы что угодно этой позе хищника, собирающегося прыгнуть». — Нельзя быть львом и котёнком одновременно. Или охраняет или мурчит на диване. Или мужчина — это мужчина, или нет, — он продолжал ухмыляться. — Нельзя ждать от вояки, что он по чьей-то указке отступится от боевых правил.
— Боевых правил…? — воскликнула Вика и закусила губу, — …боевых правил, значит? Как же я тебя ненавижу! — вымолвила она, ища слова, которые причинили бы ему боль, унизили, рассекли.
Ярослав вдруг смерил её открытым, холодным взглядом: — Я не передергиваю карты в игре.
Ольга закатила глаза.
— Прекратите! Вы просто чокнутые! — закричала она.
Ярослав двинулся к Вике.