Изнанка мести (СИ)

Она прибежала домой, переоделась в джинсы и футболку, замесила тесто, достала из морозилки мясо на отбивные, нарезала салат. Меж делом заварила себе свежий чай и написала Ольге смску. Та сдала сессию досрочно и улетела с родителями и братом в Турцию на три недели. Теперь каждый день строчила тоскливые послания с жалобами на каждого члена семьи поочередно.

Загремел ключ в замке. Ярослав! Вику охватила дрожь, и снова она почувствовала себя в раю. Поднялась навстречу, трепеща от нетерпения. Как же она его любила! Его нежность, и молчаливость, и уверенность, и его рыжую шевелюру. Он — смысл ее жизни.

На свадьбе он смотрел на нее, будто никого в целом свете больше не существовало. Безразличный ко всему вокруг он разглядывал ее, как будто она была единственным живым существом во всем мире. И для нее он был словно вода, без которой ей не было жизни. Она замерла, ожидая, когда он покажется в двери, и не решаясь до конца поверить, что все происходящее не сон. Они вместе!

Ярослав вошел угрюмый и серьезный — губы стянуты в тонкую линию, на лбу глубокая складка. Вика отступила вглубь коридора, пропуская любимого. Кажется, он расстроен? Ей страшно захотелось коснуться его прекрасного лица, положить палец на морщинку и разгладить ее.

— Здравствуй, — сказала она и улыбнулась как можно теплее в надежде развеять тучи в его взгляде.

Он не произнес ни слова, разулся. Прошел на кухню, она — следом. Ярослав устроился у подоконника. Он казался огромным в этом крошечном помещении, необычайно широкие плечи закрывали свет. Любимая ею голубая рубашка в тонкую полоску облегала грудь. Муж повернулся к ней, жилы на его шее натянулись, словно веревки. По бокам рта залегли глубокие складки. На бледном лице проступали рыжие точки. Он застыл в напряженной позе.

— Я развожусь с тобой.

На мгновение слова оглушили ее. Вика оказалась в безмолвии, которое она видела в кино, когда показывали солдат, пораженных взрывной волной. В воцарившейся тишине не было слышно даже дыхания. На несколько секунд она потеряла слух, зрение, речь и понимание. Казалось, кости исчезли из тела, сделав его мягким. Вика пошатнулось, почувствовала, как уголки глаз сами собой опустились вниз.

— Что? — переспросила она, бессознательно понизив голос.

— Ты меня слышала! — взревел он, и Вика дернулась. Застыла, словно её неожиданно ударили. Никогда он не кричал на нее. Обычно, если даже она замечала искры неудовольствия в его глазах, он становился учтиво вежливым, отстраненным. Не язвил, никогда не жалил, тем более не бил словом. Она в первый раз видела его таким. Испуг и непонимание полыхнули внутри. Она посмотрела ему в глаза. В их глубине было что-то, чего она прежде не видела. Гнев? Боль? Злость? Почему Ярослав смотрел на нее так странно, будто она его враг? Что могло произойти?

Несколько секунд, открыв рот и заглатывая воздух, словно рыба, она ждала, что сейчас он все обратит в шутку. Нет. Ясные глаза смотрели холодно. Вика сглотнула, стараясь избавиться от сухого порошка в горле.

— Нет, — прошептала она, замотав головой, — нет, — услышала свои слова сквозь бешеный стук сердца, отдававшийся в ушах, и замерла в страшной растерянности. Ведь он же любит ее, какие могут быть сомнения? Какой развод? Это такой юмор? Вику вдруг бросило в дрожь. Она взглянула в его холодные глаза и почувствовала, как он бесконечно дорог ей. Она вся потянулась к нему. Он отшатнулся, будто бы не замечая охватившего ее волнения. Он смотрел бесстрастно и отчужденно, словно не узнавал ее больше.

Вика похолодела от страха. Беспорядочные мысли кружились в мозгу, а он натянуто и ядовито сверлил ее взглядом, доводя до исступления. Вся дрожа, она заискивающе посмотрела в темные зрачки. Почему он молчал?

В его нагрудном кармане затрещал телефон, Ярослав посмотрел на экран и скинул звонок.

Её внезапно пронзила мысль, что ничего уже не будет как прежде. Сердце отчаянно заколотилось.

— Почему? — прокаркала она, — что произошло?

Тут же снова зазвонил телефон, и Ярослав снова скинул звонок.

— Я скажу тебе, чтобы избавить тебя от лишних волнений сразу, — его голос стал вкрадчивым, насмешливым и презрительным одновременно, — это была комедия. Я сыграл в ней, чтобы вернуть собственность моей семьи. И ты тоже играла в ней, чтобы я мог наказать всех Беловых.

Она ничего не разобрала, только поняла, что что-то было не так. Совсем, совсем не так. Среди сумбура мыслей, вихрем проносившихся в голове, одна мысль приобрела отчетливость, неоспоримость: почему-то, по какой-то непонятной причине Ярослав больше не приложит ни единого усилия, чтобы случайно не сделать ей больно. А ей было больно. Невыносимо больно.

— Всех Беловых?