— Надеюсь, он счастлив.
Андрей промолчал.
— Все? — равнодушно спросила она.
— Тебе надо будет явиться в Ховринский загс девятнадцатого августа, к десяти, — ровным голосом ответил Андрей.
— Все?
— Да.
— До свиданья, — она пошла к дому.
Андрей смотрел сочувственно и с некоторым замешательством.
— Надо бы вещи поехать собрать, — сказал он громко.
Вика обернулась и равнодушно ответила:
— Мне не надо.
— Он все выбросит, — в голосе Андрея звучали просящие нотки.
— Всех благ, — на этот раз она не обернулась.
Андрей умоляюще посмотрел на Ольгу, сказал тихо, чтобы Вика не слышала:
— Он не станет там разбираться. Продаст обе квартиры. Сейчас ей ничего не нужно. Но придет зима, там одежда, наверное, теплая. Что-то от её родителей. Что еще ей может быть дорого? Деньги, документы? Она даже телефон не взяла.
— Что же ты сам не собрал? — язвительно сощурилась Ольга в ответ.
— Предлагаешь мне рыться в её вещах? — Андрей наклонил голову и смотрел исподлобья.
— Посмотрите, какие мы брезгливые! — выпалила она.
Андрей глянул волком, развернулся, бросил бумаги на сиденье и сел за руль. Она мгновенно пожалела о своей несдержанности. Забарабанила пальцем по стеклу:
— Постой! Сейчас что-нибудь придумаю.
Пошла к Вике, та сидела на колесах, сгорбившись. Остекленевшие глаза смотрели на острую коленку.
— Вик, я поеду с ним. Сама всё заберу. Понимаю, тебе сейчас не до этого. Но бросать всё — это глупо. Что в первую очередь привезти?
Вика пожала плечами и сморщила лицо в плаче:
— Не знаю.
— Хорошо, я там посмотрю.
— Только не бери ничего,… — Вика как будто справилась со спазмом, — что его.
— Хорошо. Я к своим заеду еще и вернусь.
— Спасибо.
— Ты, может, в дом пойдешь?
— Неа, посижу немного. Не переживай, я ведь прожила без тебя неделю.
«Две с половиной», — поправила про себя Ольга, а вслух сказала:
— Обязательно поешь, бульон в холодильнике. Овощи, яблоки.
— Угу. Езжай.
Она взяла сумку и села в машину. Тронулись. Пока она прощалась с Викой, шла к внедорожнику, ей очень хотелось кричать и ругаться, но когда очутилась в машине, внутри наступило опустошение. Она не могла вымолвить не слова. Всё думала о Вике. Вспоминала её черные, наполненные слезами глаза. Безучастный вид, усталый сон, неудобную позу. Безразличное ковыряние вилкой в тарелке. Слёзы сами покатились из глаз. Она отвернулась к окну. Постаралась не шмыгать носом. На свадьбе они выглядели такими счастливыми! Как такое могло произойти за какие-то две недели? Викина кожа стала похожа на бумагу. Она не скоро оправиться. Ну почему всё сваливается на нее?
— Какими же надо быть мерзавцами! — не отворачиваясь от окна, презрительно вымолвила она.
Он молчал.
— Почему? — она испытующе смотрела на холеное лицо приспешника дьявола. Кто бы мог подумать, что этот симпатичный толстый добряк может поступить так с девушкой? Где же рыцарство? Где участие? Сочувствие? Прощение? Понимание? Где мужчины? Где?
Молчание было ей ответом.
— Неужели ничего нельзя исправить? — взмолилась она.
— Нет, — голос его звучал глухо.
— Все так серьезно?
— Для Ярослава — да.
— А для тебя?
— Тоже. Я работаю с ним и на него.
— Вы не подумали о том, что она здесь ни при чём?
— Я — подумал. Он — нет. Для него это очень личное, — большие глаза Андрея умоляли её понять. — Его отец умер из-за заварухи с этой квартирой. Ярослав молился на него, как на бога. Я и сам… я таких людей не встречал.
— Но Вика не виновата. Ни в его смерти, ни в делах семьи. Ей тогда сколько было? Пять?
— Может быть, — Андрей мучительно выдохнул, — но с тех пор она хорошенько воспользовалась плодами.
Ольга понимала, что переубеждать бессмысленно. Она не была сильна в дискуссиях. Она давно обнаружила, что слушать ей гораздо проще и приятнее, чем рассказывать или просто говорить. Не то, чтобы она стеснялась или не умела подбирать красивые слова, не любила поболтать, нет. Где-то лет пять назад, обнаружила в самой сердцевине себя тенденцию много раз перебирать в уме произнесенное и волноваться, не сболтнула ли лишнего? Еще позже начала жалеть, если рассказывала кому-нибудь о сокровенном или личном. Чувствовала прицел всякого вылетевшего звука. Исключение составляли внутреннее «Я» и Вика. С этими двумя она была как дома. Только в их присутствии могла расслабиться, не следить за языком, размышлять вслух.
Она до сих пор помнила слова какого-то писателя-философа, услышанные на радио. Фамилия его давно выветрилась из памяти, да и точная формулировка. Сохранился общий смысл: не болтая на каждом углу, человек защищает себя.
С тех пор она этим и жила.
Частенько учителя в школе, преподаватели в университете хвалили её за то, что на лекции она сидела навострив ушки. Оля кивала: типа, да, ей интересно. Подружки считали её лучшей жилеткой, парни — настоящим кремнем. Но истина заключалась в том, что все они были слишком сосредоточены на себе, считали себя центром вселенной. Она в общем-то тоже. Только они торопились поведать об этом, а она — нет. Ну не любила она и не хотела говорить о себе.
— Он у неё все забрал? Даже квартиру родителей?
— Да. Даже машину.
— Вот козел! Он, правда, не знал про этот дом?