Изнанка (СИ)

Уже увереннее Рэв шел по подвалу, держа в руках забитую доверху артефактами сумку. Помимо поддерживающих порталы, требовалось установить защиту.

Без опаски войдя в пустую комнату, Рэв снова открыл портал, но на этот раз предусмотрительно обнес его магическим, тускло сверкающим в полумраке куполом. Теперь на полу, помимо удерживающих окно в другой мир магических аккумуляторов, красовалась сложная схема из тонких, похожих на металл пластин. Осталось проверить, насколько хорошо сработает его задумка, но для этого требуется время. Если все получится, он найдет от чего запитать артефакты, а пока ждет результата, достаточно временных магических накопителей.

Предельно довольный собой, оттряхнув руки от пыли и паутины, Рэв вышел, закрыв за собой дверь на ключ и, едва ли не насвистывая, направился к выходу из подвала.

С момента обретения им хранителя, Рэв не смог бы припомнить, когда в последний раз у него было по-настоящему мрачное настроение. При воспоминании о девочке и мыслях, что нашел друга там, где не ожидал, он снова невольно улыбнулся.

И хотя друзья и мост между мирами — это хорошо, но тренировку с Натаном никто не отменял. Перепрыгивая через ступеньку, Рэв выбрался из подвала и, жмурясь от яркого света, направился на полигон.

Глава 10

Тоня

От услышанной истории по коже пробежали мурашки, и я крепче прижала к себе прилипшую к моему плечу дочь.

Но это всего лишь рефлекс, на самом деле страшно почему-то не было. Возможно, потому что Рэв сам неосознанно прикрыл малышку спиной во время опасности или потому что без возражений отдал ее Антону при первом же требовании? Как бы то ни было, сейчас мы все сидели за большим обеденным столом в нашем зале. Я с Викой на руках, Антон и срочно вызванный Федор Ермолаевич — по одну сторону стола, Рэв в одиночестве — по другую.

Хотя одиноким он не выглядел. Невозмутимый, на удивление уверенный в себе, возможно, немного взволнованный рассказанным им же. И он вообще не походил на подростка. Когда я его увидела впервые, мне показалось, что ему лет шестнадцать-семнадцать, но сейчас, глядя на серьезное и сосредоточенное лицо, на отсутствие подростковой неуклюжести, я бы не смогла точно определить его возраст.

Проанализировав еще раз услышанную история, не смогла сдержаться, чтобы не высказать свое на редкость бессмысленное мнение:

— Бред какой-то, — опять IQ подводит, но на большее я сейчас не способна.

Одно дело знать об изнанке и совсем другое — встретить его жителя, о существовании которого не знал вообще никто. И совсем уж бредово звучала история о королях и их хранителях. Осознание же того, что хранитель — это Вика, моя полуторогодовалая дочь, и вовсе упорно от меня ускользало.

Антон бросает на меня короткий нечитаемый взгляд и переводит мой вопрос на свой язык.

— Что за хрень я только что услышал?

— Хотел бы я найти всему какое-то оправдание, но его нет, — спокойно отвечает неожиданный и странный гость. — Получилось так, как есть, и теперь ни у девочки, ни у меня больше нет выбора.

И новое упоминание нашей дочери будто срывает шоры с сознания, и до всех нас, наконец, доходят смысл и причины происходящего этой ночью.

— Нет выбора, значит, — Антон медленно поднимается, горой возвышаясь над столом и над ставшим в сравнении с мужем каким-то хрупким все-таки подростком. «Подросток», в отличие от меня, глядя на тяжело дышащего от злости Антона даже не дрогнул и прямо встретил наполненный ледяной яростью взгляд.

— Отставить, — зычно рявкает Федор Ермолаевич, но в ответ получает только предупреждающий не вмешиваться взгляд Антона.

Никогда еще я не видела его в таком бешенстве. Молниеносный невидимый глазу выпад — и сильные пальцы сжимаются на шее Рэва. Я не знаю, что произошло в комнате, почему брошенная радио-няня так и не достигла цели, но что бы там ни было рука Антона беспрепятственно до той же самой цели добирается.

Рэв даже не пытается вырваться и лишь рефлекторно цепляется за напряженную до каменной твердости руку Антона.

— Не убей ребенка, — кряхтит Федор Ермолаевич, пытаясь оттащить мужа от «ребенка».

И я не знаю, чем бы это закончилось, но Вика отклеивается от моего плеча, на котором мирно дремала на протяжении всего рассказа, и оглашает дом, если и не его окрестности, возмущенным воплем, плавно переходящим в не менее оглушительный возмущенный и, одновременно, самый несчастный в мире плач по-настоящему обиженного ребенка.

От неожиданности я подскакиваю так, что с грохотом опрокидывается тяжелый стул, Антон разжимает стиснутые на совсем не хрупкой шее пальцы и резко оборачивается, а истерика дочери набирает обороты.

— Эй, мартышка, ну ты чего? — говорит ей ласково и проникновенно, но дочь смотрит на него как на предателя. — Я не собираюсь обижать… твоего… странного друга. — Антон с трудом пытается отфильтровать простую фразу от ругательств в своем духе, но все невысказанное открытым текстом читается в убийственном взгляде, который он посылает в того самого странного друга. Подумав секунду, добавляет: — Пока не собираюсь.