Изобилие (сборник)

Муртаз задрал ногу выше, я сделал то же. Ленур сунул пальцы ей между ног, долбил туда, как тараном.

Звонко и бодро прокатился по рельсам трамвай, со стороны общаги долетали рваные звуки музыки. По тропинке шли, громко разговаривая и смеясь.

Оксана корчилась, мычала, ее нога дергалась, словно большая теплая рыба. Ленур приспустил спортивные штаны, задвигался ритмично, всем телом. Я поднял лицо, смотрел в небо, в котором мигали, подглядывая, молчаливые звезды. Я покачивался в такт толчкам.

– У-ух! – устало выдохнул воспитатель, обмяк, лежа на девушке.

Настала очередь Камеля; он пыхтел, тело Оксаны сотрясалось, сопротивлялось и дрыгалось – она еще пыталась освободиться. Камель был на ней минут десять, и она устала, нога, которую я держал, успокоилась и расслабилась, и я стал ощупывать ее, легонько мять. Я осторожно сворачивал чулок, почти так же, как делал это в мечтах, много раз делал в мечтах. Нежно, медленно, трепеща.

Земляк Камеля, коренастый Муртаз, на уроках притворявшийся, что не понимает по-русски, когда ему задавали сложный вопрос, кончил быстро.

– Лезь! – шепнул он, принимая у меня ногу.

Я склонился над нею – над своей недавней святой любовью. О ней я пытался писать стихи, ее видел во снах, ею одной жил тридцать восемь дней. Смешных и счастливых дней… Распластанная на земле, с замотанной простынею головой, с неестественно растопыренными, задранными ногами. Два маленьких темных пятна на груди, впадинка пупа, жесткие волоски на лобке. Она ли это? Она? Да – она, и она должна быть такой, а я должен вот так возвышаться над нею, и я должен владеть ею, делать все, что мне хочется.

И мой член ожил, я торопливо расстегнул брюки и всей тяжестью лег на нее. Сначала никак не мог найти отверстие, куда запихнуть, но вот член как будто сам собой, легко и привычно вошел в сырую, теплую, безвольную яму. Я стал торопливо двигать тазом, как делали это ребята, положил голову ей на руку, вдыхал запах нежных духов, исходивший от свитера. Замок «молнии» на моей куртке царапал ей грудь, но, будь у меня нож, я бы без сомнения полосовал им по этому тридцать восемь дней сводившему меня с ума телу. Лишь желание сделать ей больно, отомстить испытывал я в тот момент. Всю горечь одиноких оргазмов, всю робость перед этим прекрасным животным, перед всеми ими я выплескивал из себя. И сперма, словно блевота, брызнула в израненное, разорванное, такое доступное мне существо. Это было как первые вдохи, как плевки прозревшего на икону. Нет больше бога! И нет больше раба!

Всю ночь я не мог уснуть, мне было страшно. Я прислушивался к редким шагам в коридоре и ожидал, что вот сейчас в нашу дверь забарабанят. Это за мной. «Встать, руки!» Как это бывает?

Мы оставили ее на пустыре и убежали к общежитию, под фонарем отряхнулись, оправились. И вошли. Старичок-вахтер смотрел в своей будочке телевизор… Может, она умерла? Это было бы спасением и для нее, и для меня. Как я завтра посмотрю на нее? Как я смогу знать, что она рядом? Нет, я больше ее не увижу, сейчас за мной придут.

На соседних кроватях спали спокойно ребята из моей группы; они частенько заводили разговоры о женщинах, хвалились, откровенничали, кто с кем не прочь. Теперь они казались мне маленькими врунами, глупыми и счастливыми. Интересно, как бы они восприняли то, что сегодня случилось?

Помню, они дружно смеялись над моим рассказом о выпускном вечере. Мне нравилась одноклассница, Марина, нравилась с четвертого класса. И, чувствуя, что мы расстаемся, а я так и не посмел к ней прикоснуться, не посмел сказать ей и двух слов, я подошел и обнял ее… я прилично выпил тогда… я ей что-то шептал… Она повела меня на чердак школы и предложила себя. Просто, как старшая. Я стоял и не знал, что мне делать… как это делать. А она засмеялась, потрепала мне ухо и ушла. Теперь бы она не ушла, теперь я знаю, что и как делать. Я научился.

Утром стукнули в дверь. Это Ленур нас будил. Я быстро натянул трико, выскочил в коридор. Воспитатель стучал уже в другую дверь, он улыбнулся мне, кивком поздоровался. Неужели все нормально? Вот он, как обычно, поднимает нас на занятия. Да, все нормально. И будет нормально. И спасибо, что помог мне – я стал таким, каким должен быть человек, каким нужно быть. Мне скоро в армию, и я подготовлен к ней. Я запросто могу теперь познакомиться с приглянувшейся мне девчонкой, я знаю, как вести себя.

За завтраком столкнулся с Оксаной, она выглядела обычно, она была так же красива, ничего не говорило о вчерашнем. Но во мне не вскрикнуло что-то, не замерло, как бывало всегда, когда смотрел на нее; я даже удивился своему спокойствию. Я просто спокойно хотел ее. Еще раз попробовать эти ноги, эту грудь, ощутить под собой это тело. Но можно и другую. И появились другие, и никто не был тайной, загадкой, детским секретиком. Все стало как надо. Все стало просто и правильно.

1996 г.