Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте

Об этом слова позднего Хайдеггера, подводящие своеобразный итог его построениям: «Мировая ночь распространяет свой мрак.

Эта мировая эпоха определена тем, что остается вовне Бог, определена “нетостью Бога”. <…> Нетость Бога означает, что нет более видимого Бога, который неопровержимо собрал бы к себе и вокруг себя людей и вещи и изнутри такого собирания сложил бы и мировую историю, и человеческое местопребывание в ней»[443]. Такое состояние мира уже за пределами человеческой истории. Это то, что угадал Достоевский. И то, к чему пришел Бердяев.

Экскурс Достоевский как ветхозаветный пророк

Беседа Сергея Медведева с Владимиром Кантором Расшифровка авторской программы Сергея Медведева «Археология» (Эфир с Владимиром Кантором 26.11. 2013)

Сергей Александрович Медведев, профессор НИУ-ВШЭ, журналист, теле– и радиоведущий

МЕДВЕДЕВ. Это программа «Археология». В студии Сергей Медведев.

А знаете ли вы, дорогие слушатели, что мой родной университет, Высшая школа экономики, проводит замечательную акцию под названием «Лекции в музеях». В том числе, там наши ведущие профессора читают лекции в крупнейших и не самых крупных музеях Москвы. Недавно был аншлаг в музее-квартире Достоевского на Божедомке, где читал лекцию наш профессор Владимир Карлович Кантор. И был совершеннейший аншлаг, пришло народу в три раза больше, чем мог вместить небольшой зал, и люди стояли снаружи, все не могли поместиться. В общем, было такое замечательное городское событие. Лекция Владимира Карловича называлась: «Достоевский как ветхозаветный пророк».

Владимир Кантор читает лекцию в музее Достоевского

И мне эта мысль показалась очень интересной для нашего эфира: поговорить о Достоевском как о пророке, о ветхозаветности Достоевского. Особенно интересно в том смысле, что ведь Достоевского часто обвиняют в антисемитизме. Но с другой стороны, у него был какой-то мучительный интерес к проблеме еврейства. И что самое интересное, насколько Достоевский свои ветхозаветные пророчества проецирует на Россию. Чувствует ли он, что Россия, русские тоже являются избранным народом, народом-богоносцем, народом-мессией? Что он говорит нам о русском человеке? О судьбе России в истории?

На все эти темы мы говорим сегодня с нашим гостем – Владимиром Карловичем Кантором, профессором Высшей школы экономики.

КАНТОР. Добрый день, Сергей.

МЕДВЕДЕВ. Вы знаете, с чего я начну? Феномен Пожигайло. Вы знаете, что есть такой человек – Пожигайло.

КАНТОР. Нет.

МЕДВЕДЕВ. Не знаете? Счастливый. Знаете, бросить все, уехать в Урюпинск хочется, когда вас слышу. Есть Павел Пожигайло, интересный очень человек, офицер-ракетчик, офицер ГРУ, который послужил какое-то время заместителем министра культуры. Сейчас он в Общественной палате занимается вопросами культуры.

И вот он на протяжении последнего, 2013, года выступает с идеями многократно и на телевидении, и в Интернете, и в газетах о том, что нужно цензурировать русскую литературу XIX века, не надо ее детям преподавать, она портит психику. Портят психику Салтыков-Щедрин, Гоголь (гоголевский «Ревизор», например).

Вот вы знаете, буквально неделю назад прошла информация у нас же, на «Финам FM», в новостях я слышал, что Есенин опасен для детской психики, Набоков опасен для детской психики. Достоевский, по-вашему, если пользоваться этой терминологией Пожигайло… Хорошая, кстати, да?

КАНТОР. Фамилия потрясающая.

МЕДВЕДЕВ. Потрясающая, да. «Собрать все книги бы да сжечь», – как его предшественник. Достоевский опасен для детской психики?

КАНТОР. Давайте я тогда начну от себя плясать?

МЕДВЕДЕВ. Да.

КАНТОР. Я впервые прочитал Достоевского, наверное, классе в восьмом, и могу сказать, что это было потрясение для меня.

МЕДВЕДЕВ. «Преступление»?

КАНТОР. Нет-нет-нет. Я прочитал что-то другое. Я прочитал, по-моему, «Двойника», а потом прочитал «Записки из подполья» и совершенно выпал на какое-то время из школьной жизни. И в этом смысле, что Достоевский втягивает в свой мир, он, конечно, опасен. Он не дает идти по линии, ну, условно говоря, которая задана школьной программой, которая задана начальством: вот только так, а не иначе, ты должен учить такие-то уроки, говорить такие-то слова. Достоевский уводит просто в другое изменение, и ты начинаешь смотреть на мир, как он любил сам смотреть, с точки зрения вечности.