Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

Леди Мэри посетила Белград всего за шесть месяцев до того, как этот город занял принц Евгений, одержав свою самую знаменитую, хотя и недолговечную, победу (двадцать лет спустя крепость вновь оказалась в руках турок). Триумф 1717 года и поражение 1739 года помогли приучить европейцев к мысли о том, что Белград — и Сербия в целом — вовсе не обязательно является частью Оттоманской империи, а, подобно Венгрии, находятся в пограничной зоне, на окраине Европы. В 1717 году Белград, вне всякого сомнения, оставался для леди Мэри Востоком, и ее самым интересным тамошним приключением, о котором она с энтузиазмом писала Попу, была встреча с Ахмет-беем, который «объяснил… многие пассажи из арабской поэзии». Она восхищалась описаниями любви в этих стихотворениях: «Они так мне понравились, что стоило бы, пожалуй, выучить арабский, задержись я здесь на несколько месяцев»[89]. В 1717 году Белград казался леди Мэри самым подходящим и естественным местом для занятий арабским языком. Хотя в пути ей и встречались сербы, в ее сознании они были не особенно связаны с Белградом или даже Сербией как таковой. Она называла их «раскийцами», по имени родового клана Раска, предшествовавшего средневековому сербскому государству. Это внешне невинное обращение к прошлому выполняло ту же роль, что и ссылки на скифов и сарматов в других восточноевропейских странах. И, конечно же, когда леди Мэри впервые повстречала «раскийцев» в Будапеште, они жили «в маленьких домиках или, скорее, хижинах», напоминавших «соломенные шалаши странной конструкции» и состоявших из «одной каморки под землей и другой на поверхности». Ее представление о Сербии было довольно своеобразным — «пустынные леса Сервии служат прибежищем разбойников», но «раскийцы» для нее не ассоциировались ни с этим краем, ни с населявшими его разбойниками. Попу она сообщила, что раскийцы были «расой существ, очень многочисленных по всей Венгрии», — они выглядели как «бродячие цыгане», принадлежали к греческой церкви и жили в «крайнем невежестве»[90].

Как остановка в Белграде и изучение там арабской поэзии не были связаны в сознании леди Мэри с сербами, так и остановка в Софии не была связана для нее с болгарами. Ее самым большим приключением там было посещение турецких бань, где ее с «подкупающей вежливостью» принимали дамы, «попросту говоря, совершенно голые». Она отклонила их предложение раздеться, но рекомендовала эту ситуацию — «такое множество изящных обнаженных дам в различных позах» — как тему для английских живописцев. В XIX веке, готовясь к работе над своей «Турецкой баней», французский художник Жан Ингрес переписал в блокнот этот пассаж из французского перевода «Писем из посольства в Турцию». Что же касается до болгарских крестьян, то они были описаны куда менее привлекательно: «Их дома — это всего-навсего маленькие хижины из запекшейся на солнце глины». Если женщины в софийских банях вызывали восхищение своей «белоснежной кожей», то болгарские крестьянки носили «огромное количество разноцветных стеклянных бусин» и были «хотя и не уродливы, но коренастого телосложения»[91]. В Болгарии леди Мэри, точно так же как Кокс в Санкт-Петербурге, уделяла особое внимание расовым особенностям местных жителей. Как оказалось, в ее глазах смуглой кожей отличались не экзотичные турки, а именно народы, населявшие Восточную Европу.

Первого апреля леди Мэри объявила друзьям о своем прибытии в Адрианополь, современную Эдирну, «проехав через все турецкие владения в Европе», и обнаружила, что «все, что я здесь вижу, ново для меня, каждый день подобен новому эпизоду некоей оперы». Она требовала сообщить ей, «что происходит на вашей стороне земного шара». Одному из своих корреспондентов она писала: «Я теперь попала в другой мир, где все, что я вижу, выглядит как полная смена декораций». Принцессе Уэльской она хвасталась: «Мадам, сейчас я завершила путешествие, не предпринимавшееся ни одним христианином со времен греческих императоров, и я не стану сожалеть о всех перенесенных мною тяготах, если они доставляют мне возможность развлечь Ваше Королевское Высочество повествованием о местах, вовсе у нас неизвестных»[92]. Адрианополь, временная резиденция султана, в 150 милях к западу от Константинополя, казался ей частью Востока. Однако сам маршрут ее путешествия пролегал через неизвестные края, похожие на изменчивые декорации, перенося ее в другой мир, мир Восточной Европы.