Изобретатель вечности: Повести, рассказы, очерки

Генерал у себя во сне вел войну. Война была небольшая но достаточно громкая. Гремели пушки, рвались снаряды, и пули свистели, грозясь залететь на командный пункт, в просторных покоях которого разместилась хирургическая клиника. Санитары лихорадочно собирали раненых. Одним из раненых оказался сенатор, и он чувствовал, как его куда-то несут, и стонал во сне от недобрых предчувствий. Министр финансов выгрузил из кармана всю государственную казну, но у него не хватало какой-то мелочи, и он ругался и говорил, что это грабеж что такой цены нет, и, словом, все, что говорится в подобных случаях. Кинозвезда видела себя на операционном столе, ей примеряли сердца, но ее размера не было, были только мужские размеры. Скотопромышленнику поставили отличное сердце, но в суматохе куда-то девалась его голова, прекрасная и мудрая голова философа Сенеки… Адвокат выступал на процессе. Он защищал тех, у кого отобрали сердца, — и не находил слов, потому что в груди у него тоже билось чужое сердце…

Один романист, как всегда, лишил себя отдыха. Он заканчивал свой роман, и уже в самом конце, когда все, казалось, должны успокоиться, вдруг загремели выстрелы и началась война, подумать только, война — в самом финале!

Генерал все еще воевал, и война его грозила перерасти из небольшой в очень большую. Он устал, ему надоело, он убеждал кого-то, что ему уже много лет, но ему отвечали: ничего, генерал, у вас молодое сердце… А министр финансов ругался во сне, как чиновник, распугивая недремлющий персонал, потому что слишком малы были финансы его державы… Мудрая голова философа Сенеки все еще пребывала вне тела его, и не было возможности их соединить, таких средств не знала пока медицина… А адвокат выступал на процессе, он весь взмок, у него началось сердцебиение, такая досада, за какой-нибудь час испортилось его новое сердце…

Война прекратилась внезапно, и, вместо гремящего хаоса, — снова тихий, затерянный уголок, куда почти не ступала нога человека. Час отдыха прошел, все встали и, избегая глядеть друг на друга, побрели по аллейке мимо этого прекрасного и всем дорогого мира, мимо скверов и цветников, мимо дремучих зарослей, за которыми романист, совершенно отчаявшись, начинал новый роман…

Ужин проходил в молчании.

ДИАЛОГ

— Итак, мы на необитаемом острове. Пожалуйста, не толпитесь.

— Тише! Ничего не слышно! Послушайте, уберите с моей шеи свой фотоаппарат!

— Триста лет назад здесь высадился Робинзон Крузо.

— Кто высадился? Да помолчите вы наконец!

— Крузо высадился. Карл, Роберт, Уильям, Захар, Оливер…

— Мистер Оливер, говорите громче!

— Ну Крузо, Крузо. Робинзон Крузо.

— Ах этот! Робинзон. И зачем же он высадился?

— Потерпел крушение.

— Какой ужас! С этими несчастными случаями хоть из дому не выходи. И что же — он потерпел крушение прямо на острове?

— Он высадился на острове.

— Ну, тогда еще ничего.

— Но на острове не было ни одного человека.

— Ни одного? Счастливый Робинзон! Послушайте, уберите свой фотоаппарат, не напирайте!

— Робинзон высадился на острове…

— Это мы уже слышали, что вы заладили одно и то же? Он высадился, ну, и где он стоял?

— То есть как — где он стоял? Мало ли где он стоял…

— Вы хотите сказать, что он стоял по всему острову?

— Он ходил по всему острову.

— И здесь тоже? Там, где я стою, он ходил? Послушайте, не толкайтесь, вы же видите: я здесь стою. Почему вы мне не отвечаете? Там, где я стою, он ходил?

— Это неизвестно. На необитаемом острове за ним никто не следил.

— Так-таки и никто? А Пятница?

— Пятница появился позже.

— Он тоже высадился на необитаемом острове? Хотя — почему необитаемом? Там же уже был Робинзон… Подумать только, один человек, да еще к тому же потерпевший крушение, и остров становится другим. Из необитаемого становится обитаемым. Что же дальше? Ну, остров стал обитаемым, и это сделал один человек. И что же дальше? Почему вы ничего не рассказываете?

— Я пытаюсь…

— И вам не удается? Но разве вы на необитаемом острове? Когда человек на необитаемом острове, тогда ему, конечно, трудно рассказывать, а вам, мистер Оливер, нечего жаловаться на недостаток слушателей. Так что же делал Робинзон на этом необитаемом острове? Хотя — почему необитаемом? Ведь Робинзон на нем уже обитал? Что же вы нам толкуете — необитаемый остров?

— Но он здесь жил один…

— Я тоже часто бываю одна. Я даже люблю, когда вокруг поменьше народа… Да не жмите же вы, не жмите! Велика невидаль — Робинзон! Ну, жил человек на острове… В Англии шестьдесят миллионов живут на острове — и ничего. Никто из этого не делает трагедии.

ПОВОД ДЛЯ МОЛЧАНИЯ

— А сейчас позвольте вам представить еще одного гостя, которого, впрочем, все вы хорошо знаете. Галилео Галилей!

Брэк сказал:

— Учитель устал от выпитого, он забыл, на каком он свете: на том, на котором уже Галилей, или на том, на котором пока еще мы с нашим Учителем. — И он ударил по клавишам, как по барабану (Брэк превосходно бил по барабану, за что и получил свое прозвище — Брэк).