Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

– Он просто чудо, истинный Аполлон! – воскликнул Дрейфус с искренним восхищением. – Молодой санитар, из хорошей семьи. Секретарь губернатора.

– Почему на островах нет врачей?

– Один врач всегда был, но теперь губернатор и господин Де Бринон сами присматривают за больными.

Ни тот, ни другой врачами не являлись. Можно сослаться на то, что врачом не был и Пастер, похваляясь своими знаниями, рассуждает Неверс.

– Не знаю, благоразумно ли отдавать предпочтение знахарям.

В замке и в красном бараке он видел самых разных больных, от анемичных до прокаженных. Неверс осуждал Кастеля, ведь больных следовало вывезти с островов и отправить в госпиталь. Наконец сообразил, что его страстное негодование сродни детскому страху заразиться, больше не увидеть Ирен, остаться на островах на месяцы, до самой смерти.

IV

3 марта

Сегодня я совершил оплошность, пишет он в письме от третьего марта. Он поговорил с Бернхеймом. Вечером направился в красный барак и велел позвать его. То был человечек с гладко выбритым лицом цвета старого резинового мяча, собачий взгляд его темных глаз, глубоко посаженных, тянулся как бы снизу вверх, издалека, смиренно. Он встал навытяжку, словно немецкий солдат, стараясь держаться прямо.

– Что вам угодно? – Голос звучал высокомерно, во взгляде читалась глубокая печаль. – Я не выступаю против властей, но с нынешними не хочу иметь никакого дела, кроме как…

Неверс вздрогнул от удивления.

– Я не отвечаю за то, что случилось до моего приезда, – с обидой произнес он.

– Вы правы, – кивнул Бернхейм, опустив голову.

– Так что же произошло?

– Ничего. Этот гад ползучий, дискредитирующий власть, выдернул меня с Чертова острова и соединил с уголовниками.

– Вероятно, вы чем-то провинились.

– Ну конечно, – усмехнулся он. – Я спрашивал о том же самом. Но вам известны мои обязанности: первое – собирать кокосы, второе – вовремя возвращаться в хижину. Клянусь вам, еще не родился человек, превосходящий меня в пунктуальности.

– Я походатайствую, чтобы вас перевели на ваш остров.

– Не заступайтесь за меня, начальник. Не хочу ничем быть обязан господину губернатору. Я – язва на совести Франции.

Позднее, без всякой логики, Неверс пишет: Бернхейм, как зачарованный, глаз не сводил с моего шрама. Люди думают, что этот рубец я получил в бою. Прекрасно, пусть заключенные воображают, будто это знак воинственного нрава.

Не следовало ему так легкомысленно намекать на эту отметину: шрамы (подозреваю, что они нравятся женщинам – но и только!) противны человеческой природе. Неверс знает, что это – не знак воинственного нрава. Должен понимать, что это – знак идиосинкразии, которая, возможно, обеспечивает ему место в истории психических расстройств. Неверсу было лет двенадцать-тринадцать. Он занимался в саду, неподалеку от тенистой беседки, окруженной кустами лавров. Однажды вечером заметил, как из беседки выбежала девочка с растрепанными волосами, она плакала, у нее текла кровь. Неверс видел, как девочка удалялась, охвативший его ужас помешал ему прийти на помощь. Он хотел обследовать беседку, но не решился. Хотел бежать, однако любопытство удержало его. Девочка жила неподалеку, ее братья, трое парней чуть старше Неверса, появились очень скоро. Зашли в беседку и сразу вышли из нее. Спросили, не видел ли он какого-нибудь мужчину. Неверс ответил – нет. Парни уже уходили. Им овладело отчаянное любопытство, и он крикнул вслед: «Я никого не видел, потому что сам целый вечер провел в беседке!» Он говорил мне, что, наверное, орал, как сумасшедший, иначе бы парни ему не поверили. Они поверили и едва не забили его до смерти.

Возвращаюсь к рассказу о третьем марта на островах. Они пошли прогуляться. Уже долго беседовали, когда Неверс вдруг подумал, что ведет себя неосмотрительно. Неистовая искренность Бернхейма покорила его. Он понял, что соглашается или принимает без возражений явные выпады против губернатора и против французского правосудия. Вспомнил, что явился сюда не для того, чтобы разделять возмущение этого человека, и не для того, чтобы защитить его от неправого суда. Он пришел лишь затем, чтобы расспросить его, поскольку боялся, что в тайне Чертова острова есть нечто, способное отсрочить его возвращение. В таких мыслях Неверс укреплялся, пока Бернхейм подробно рассказывал, вновь переживая все бедствия, обрушившиеся на него, повторяя, что его судьба – худший позор нашей истории.

– А теперь, закончив свои «камуфляжи», чем занимается губернатор? – спросил Неверс.

– «Камуфлирует» внутренность дома, – ответил Бернхейм и добавил: – Посмотрим, пригодится ли ему это, когда…

Неверс уже не слушал. Раз Неверс «камуфлирует» внутренность дома, он сумасшедший; раз он сумасшедший, о страхах можно забыть.