Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

Неверс провел ночь в ожидании утра, чтобы самому отчалить. Свое поведение считал немыслимым. Или немыслимо (вопросил он себя, исполнившись к себе презрением) уже то, что ему не удается заснуть? А почему он не может заснуть – из-за постоянных метаний или из страха перед бессонницей? Если есть хотя бы малейшая возможность того, что промедление подвергнет риску Ирен (его будущее с Ирен), его бездействие непростительно. Неверс страстно желал броситься в гущу событий, вживую, в реальности овладеть ситуацией, но владел ею не более, чем актер, исполняющий роль.

Решил подняться. Поищет катер «Беллерофон» и отправится на острова ночью. Подплывет незаметно, может, получится предотвратить мятеж. Если острова уже во власти бунтовщиков, ночь тоже подходящее время. Потихоньку начал вставать. Он предвидел трудности, выйти из дворца непросто – двери заперты, придется кого-то позвать. И давать объяснения? Как потом избежать пересудов, выводов по поводу столь стремительного отъезда? Вылезать из окна опасно, его могут увидеть и узнать, или не узнать и влепить пулю. Предвидел Неверс и трудности с часовыми в порту, когда настанет момент отвязывать «Беллерофон».

А если, пришло ему в голову, острова так и лежат, застывшие в своем неизменном, ужасающем покое, а беспорядки, вплоть до перестрелки, вызовет он сам своим появлением? Тогда объяснений не избежать, придется держать ответ перед Кастелем и во всем ему сознаться. Но Неверс решился отчалить и заранее обдумывал все свои действия: строил планы, сочинял объяснения на любой случай. Безудержно предавался игре воображения: видел себя сражающимся на островах, восторгался преданностью Дрейфуса или высокопарным слогом корил его за предательство. Или же Бернхейм, Кастель и Карлота Френзине со смехом твердили наперебой, что это абсурдное плавание подорвет его репутацию, покончит с ним. Или являлись мысли об Ирен, и Неверс изнывал в бесконечных борениях раскаяния и любви.

Издали донесся гул голосов. Это условно освобожденные на огромных телегах, запряженных волами, выехали убирать мусор. На Неверса повеяло холодом, занимался рассвет. Немного подождать, и его отъезд уже никого не удивит.

XXII

12 апреля

Неверс проснулся в девять утра. Чувствовал себя усталым, но вновь обрел ясность рассудка. Плыть ночью было бы бесполезно, вероятность бедствий незначительна. Ключи остались в его кабинете, арестанты там не бывают, и мало кто из охранников имеет туда доступ. Скорее всего, ключи в ящике письменного стола, а ящики всегда заперты. Даже если кто-нибудь случайно доберется до ключей, нужно еще определить, что они от архива и от арсенала, а это непросто в тюрьме, где столько ключей, где все запирается на ключ. О мятеже нелепо и помышлять, строгий режим довел заключенных до скотского состояния, а Кастель интересуется социальными проблемами и вопросами устройства тюрем с чисто садистической точки зрения. Наверное, я был болен, пишет Неверс, раз поверил безумным речам Бернхейма.

От жизни в тюрьме недолго и заболеть. Совесть и тюрьмы – вещи несовместные, – сказал он при мне однажды вечером, в порыве, как ему мнилось, благородных чувств. В нескольких метрах отсюда (он имел в виду склад в Сен-Мартене) прозябают эти несчастные. Одна мысль о них должна была бы уничижать нас. В подобном затмении рассудка виновен его отец. Если во время семейной прогулки на глаза попадались тюремные решетки, он хватал детей за руку и уводил прочь в спешке, словно желая оградить от непристойного и пагубного зрелища. Несомненно, в своем решении отправить Энрике в Гвиану Пьер проявил суровость, но попал в самую точку, задев больное место.

Неверс открыл окно, выходящее во двор, и позвал денщика. Через несколько минут тот откликнулся. Явился через четверть часа и спросил:

– Что вам угодно, мой лейтенант?

Наверное, и сам не знал. Смущенный вопросительным выражением лица ординарца, ответил:

– Чемоданы.

– Как вы сказали?

– Ну да, чемоданы, баулы, багаж. Я уезжаю.

XXIII

Рядом с рынком Неверс встретил семейство Френзине.

– Вот и мы! – воскликнул Френзине с экзальтацией. – Гуляем. Все вместе, так безопаснее. А вы – куда направляетесь с этим? (Он, наконец, заметил чемоданы).

– Уезжаю.

– Уже покидаете нас?

Неверс заверил их, что, вероятно, вернется к вечеру. Это их утешает, повторяли Френзине.

– Мы вас проводим до пристани, – предложила жена.

Он пытался отказаться. Одна Карлота была на его стороне, просилась домой, но никто ее не слушал. Во внезапной сердечности господ Френзине Неверс усмотрел желание что-то скрыть или откуда-то увести его. Он смотрел на город с грустью, словно предчувствуя, что не вернется сюда. Пристыженный, поймал себя на том, что ступает в пыль, желая унести с собой немного красноватой кайеннской земли. Сообразил, почему волновались Френзине: он застал их врасплох поблизости от рынка.