Изобретение науки. Новая история научной революции

Гоббс пишет не об истине, а о разрешении. На сайте Генерального медицинского совета Великобритании заявлено: «Для того чтобы практиковать медицину в Великобритании, закон требует от всех врачей регистрации и лицензии. Лицензия на практику дает врачу законное право заниматься определенного рода деятельностью в Соединенном Королевстве, например, выписывать медицинские препараты, выдавать свидетельства о смерти или кремации, занимать определенные медицинские должности (например, работать врачом в национальной системе здравоохранения)». Это не значит, что способность лечить больных делегируется врачам Генеральным медицинским советом, или что хорошая медицина – та, которую одобряет Совет, или что врачи не могут стремиться к усовершенствованию медицины, предлагая новые виды лечения. Просто вы не можете практиковать без лицензии. Гоббс разделял мнение Витгенштейна по поводу истины не больше, чем Генеральный медицинский совет Великобритании.

Неверная интерпретация Шейпина и Шаффера служит определенной цели: приравнивая взгляды Гоббса на истину к взглядам Витгенштейна (в их понимании), они могли превратить спор между Гоббсом и Бойлем в спор, который перекликается с современными дискуссиями о природе науки, и таким образом использовать его в процессе полемики. Гоббс у них релятивист, а Бойль – реалист. Если бы они не смогли найти в прошлом выразителя своих взглядов, то оказались бы уязвимыми перед обвинением, что они осмысливают прошлое, опираясь на наши категории, а не пытаются понять его в его собственных терминах; к счастью, Гоббс (по их мнению) использует те же категории, что и они, и поэтому прошлое и настоящее превосходно соединяются друг с другом. Таким образом, они легитимируют глубоко анахроничное понимание спора между Гоббсом и Бойлем, вкладывая собственное понимание этого спора в уста Гоббса.

Шейпин и Шаффер завершают свою книгу «Левиафан и воздушный насос» следующим утверждением: «По мере того как мы приходим к признанию условного и артефактного статуса наших форм знания, мы начинаем сознавать, что именно мы, а не реальность, ответственны за то, что знаем. Знания, как и государство, являются продуктом действий человека. Гоббс был прав»{1200}. По моему мнению, ответственность за наши знания лежит на нас самих и на реальности. Наука не похожа на государство, которое полностью создано нами, хотя разрушить ее – как и уничтожить деньги – совсем не легко. Колумб не «отвечает» за существование Америки, Галилей – за спутники Юпитера, а Галлей – за возвращение кометы, хотя эти открытия совершили именно они. У реальности своя роль. Именно это имел в виду Гоббс, когда говорил, что натурфилософия зависит как от «проявлений, или видимых эффектов» (мы бы сказали, «реальности), так и от «истинного логического умозаключения»{1201}.

А теперь обратимся к последней фразе: «Гоббс был прав». Шейпин и Шаффер никогда бы не сказали: «Бойль был прав». Они никогда бы не сказали: «Галилей был прав» или «Ньютон был прав». Это была бы виг-история. Почему же допустимо говорить о правоте Гоббса? Все просто. Гоббс не был прав насчет науки: они считали, что в отношении науки нельзя быть правым или неправым. Он был прав насчет условного характера знания. Здесь их релятивизм рушится, и они предлагают нам свою версию виг-истории. Откуда они знают, что Гоббс был прав? Потому что думают, что могут превратить его в предполагаемого Витгенштейна XVII в.

§ 2

Превращать прошлое в настоящее, как советовал Баттерфилд, – это одно. Совсем другое – отвергать любой взгляд из настоящего в прошлое и настаивать, что прошлое должно преподноситься «в собственных терминах». Например, нам говорят, что «единственная ошибка в общем принципе, которую может совершить историк… это читать историю не так, как она происходила, а в обратном порядке»[338]{1202}. Как мы убедились в главе 2, это нелепое заявление – мы обязаны читать историю в обоих направлениях. У Робеспьера не было намерения приводить к власти Наполеона, но если мы хотим понять Наполеона, то должны вернуться назад и увидеть, каким образом сочетание французского абсолютизма и Французской революции подготовило почву для Наполеона. Ограничения, которые накладывал Баттерфилд на определенный вид взгляда в прошлое (целью которого является восхваление настоящего), превратились в отрицание взгляда в прошлое вообще.