Изобретение науки. Новая история научной революции

Переосмысление такого важного понятия, как научная революция, включает сложный процесс повторной калибровки и оценки; темы, которые раньше казались важными, вытесняются на периферию, а значение вновь приобретают те, которые представлялись устаревшими. Вопросу взаимоотношений христианства и науки в ранний современный период посвящена обширная литература[350]. Некоторые авторы утверждают, что главной предпосылкой для современной науки была вера в Бога-Творца, поскольку она делала возможной идею законов природы, незнакомую древним грекам и римлянам, а также китайцам. Другие считают, что существует определенная близость между тем или иным течением христианства (например, пуританством) и новой наукой[351]. Я не нахожу эти аргументы убедительными, хотя они, вне всякого сомнения, интересны. Если все дело в монотеизме, то научная революция должна была произойти и в исламском, и в православном мире. Если определяющим было протестантство, то у нас не было бы такого великого ученого, как Галилей. Принципиальной здесь является идея законов природы, а не вопросы богословия: действительно, главным источником этой идеи, похоже, был Лукреций, а что касается религиозных убеждений первых ученых, то здесь можно сделать только один вывод – о невозможности обобщений. Среди них были иезуиты и янсенисты, кальвинисты и лютеране, а также неверующие (почти или совсем). Религиозные убеждения первых ученых, по всей видимости, всего лишь отражали разнообразные убеждения европейских интеллектуалов XVII в. Многие ученые, о которых упоминалось в этой книге, были глубоко верующими людьми, но общей у них была вовсе не вера. Чтобы это понять, достаточно вспомнить о Паскале и Ньютоне – первый был янсенистом, а второй сторонником арианства[352]. Общей у них была не религия, а математика, а также потребность к свободе выражения. «Me tenant comme je suis, un pied dans un pays et l’autre en un autre, je trouve ma condition très heureuse, en ce qu’elle est libre», – писал Декарт Елизавете Богемской. («Мое положение я нахожу тем не менее счастливым, поскольку оно свободно, ибо я одной ногой стою в одной стране [Франции], а другой – в другой [Голландии]».)

Витгенштейн: не релятивист

Убеждение, что Витгенштейн был релятивистом, глубоко укоренилось в литературе по социологии и истории науки, хотя философы не пришли к единому мнению по этому вопросу (Kusch. Annalisa Coliva on Wittgenstein and Epistemic Relativism, 2013; см. также: Pritchard. Epistemic Relativism, Epistemic Incommensurability and Wittgensteinian Epistemology, 2010). В 1931 г. он писал в своих заметках: «Как это просто звучит: разница между магией и наукой может быть выражена тем, что у науки есть прогресс, а у магии – нет. У магии нет направления развития, она лежит сама в себе» (Wittgenstein. Remarks on Frazer’s Golden Bough, 1993. 141). Сам факт прогресса вовсе не означает, что я должен вовлекаться в это занятие: с каждым годом спортсмены бегают все быстрее, но это не причина, чтобы заниматься спортом. Но наука – совсем другое дело. Если наука все лучше понимает природу, обеспечивает более точное предсказание и управление, то очень трудно оставаться безразличным к такого рода прогрессу.

Фразу 1931 г. можно было бы отбросить как нехарактерную, но с точно такими же взглядами мы сталкиваемся в последних заметках Витгенштейна, «О достоверности» (1969). Рассмотрим следующий фрагмент:

131. Нет, опыт не есть основание для нашей игры в суждения. Не является он и ее выдающимся результатом.

132. Люди рассуждали о том, что король умеет вызывать дождь; мы же говорим, что это противоречит всему опыту…

Как мне кажется, Витгенштейн говорит, что нельзя основывать индукцию на опыте, точно так же как Юм показал, что нельзя судить о причинах по опыту; но даже когда мы не можем найти философское обоснование для определенной процедуры, то все равно должны использовать ее, если она необыкновенно успешна. Заявление, что король может вызывать дождь, не является «выдающимся результатом», и когда мы говорим, что оно «противоречит всему опыту», то имеем столкновение магии с наукой, в котором наука побеждает магию.

Сравните: