Изобретение науки. Новая история научной революции

Стурмий в своем труде «Epistola Invitatoria dat. Altdorf», 1682 г., отмечает, что притягивающие свойства магнита были замечены в доисторические времена. Но только наш соотечественник Роджер Бэкон открыл свойство вращения, или стремление магнита указывать на полюс, и это произошло 400 лет назад. Итальянцы первыми открыли, что он может передавать свои свойства стали или железу. Разное склонение иглы на разных меридианах впервые обнаружил Себастьян Кабот, а ее наклонение к ближайшему полюсу – наш соотечественник Роберт Норман[123]. Вариация склонения, которое не всегда одинаково в одном и том же месте, была замечена несколькими годами раньше Гевелием, Озу, Пети, Фолькамером и другими{263}.

Подобные истории – это не только истории открытий, но и истории прогресса.

Таким образом, можно подвести итог нашим рассуждениям. Открытие Америки в 1492 г. создало новое занятие для интеллектуалов: открытие нового знания. Это занятие требовало определенных общественных и технических предпосылок: надежных методов коммуникации, общей совокупности специальных знаний и признанной группы экспертов, способной разрешать споры. Сначала картографы, затем математики, а вслед за ними астрономы включились в процесс, который по сути своей был конкурентным и сразу же привел к спорам о приоритете, а со временем – к эпонимическим названиям. Неотделимыми от идеи открытия были идеи прогресса и интеллектуальной собственности. В 1605 г. Бэкон объявил, что нашел основной метод совершения открытий и обеспечения прогресса, а в 1610 г. «Звездный вестник» Галилея подтвердил идею существования новой натурфилософии, обладавшей беспрецедентной способностью совершать открытия.

Разумеется, открытия имели и историю, и прецеденты. Самым показательным примером может служить патент. В 1416 г. власти Венеции выдали патент на пятьдесят лет Францискусу Петри, изобретателю новой сукновальной машины. В 1421 г. великий инженер и архитектор Брунеллески получил от города Флоренции трехлетний патент на конструкцию баржи для перевозки мрамора. В 1474 г. Венецианская республика формализовала свою патентную систему, потребовав от претендентов на монополию сначала зарегистрировать свои новые изобретения в органах власти. (Это стало образцом для первого английского патента, выданного Якобусу Аконциусу в 1565){264}. До того как Колумб открыл Америку, он уже знал о вознаграждении, обещанном за успех. Но срок действия патентов ограничен, и они дают привилегии только в пределах конкретной юрисдикции. Вознаграждение Колумба было всего лишь пожизненным, а поскольку он не рассчитывал открыть неизвестные земли (вместо нового пути в известные), то ему не приходило в голову потребовать привилегии в их наименовании. В отличие от патента у открытия нет временных или пространственных ограничений – это новая форма бессмертия. В любом случае общественные и технические предпосылки для совершения открытий в 1492 г. только начинали появляться, поскольку именно печатный станок (изобретенный ок. 1450) распространял новости об открытиях сначала Колумба, затем Кардано, Тихо Браге, Галилея и всех остальных. Именно печатный станок создал общую базу знаний, служившую мерилом для этих новых открытий{265}.

Но в 1610 г. еще не было ясно, как заниматься этим новым родом деятельности. Бэкон думал, что нашел ответ, однако он ошибался. На самом деле он высказывал неверные суждения в отношении настоящей науки, например, не признавал работы Коперника и Гильберта. Но Бэкон был в этом не одинок (в главе 4 мы обсудим некоторые из ошибок, сделанных первыми учеными). Иногда ошибки были очевидными. Великий Галилей посвятил бо́льшую часть жизни доказательству того, что единственной возможной причиной приливов может быть движение Земли. Именно упорство в отстаивании этого аргумента привело к его осуждению инквизицией. Но его теория не объясняет фактов: будь он прав, прилив наблюдался бы в одно и то же время только один раз в день. Единственным человеком, которого удалось убедить, был Джованни Баттиста Бальяни, который для того, чтобы сделать теорию Галилея рабочей (более или менее), поместил Землю на орбиту вокруг Луны! Тем не менее Галилей нисколько не сомневался в верности своих аргументов{266}.