Изобретение науки. Новая история научной революции

На протяжении столетия после публикации анатомии Везалия и космологии Коперника (обе вышли из печати в 1543) постепенно появлялся набор ценностей, связанных с интеллектуальной деятельностью, которую мы теперь называем наукой: непременными условиями успеха были оригинальность, приоритет, публикация и то, что можно назвать непробиваемостью – то есть способностью выдерживать враждебную критику, и особенно критику, направленную на фактические аспекты. Результатом стал совершенно новый тип интеллектуальной культуры: инновационный, агрессивный, конкурентный, но в то же время одержимый точностью. Нет никаких априорных оснований считать это правильным способом интеллектуальной деятельности. Просто он практичен и эффективен, если ваша цель – получение новых знаний.

С самого начала было очевидно, что открытие, приоритет и оригинальность – категории неопределенные или даже непонятные и что эти ценности противоречат обязанности многократной проверки перед публикацией. Обратимся к открытию как высшей форме оригинальности. Кто открыл Америку: Триана, Колумб, Веспуччи или Вальдземюллер? Эта честь отдана Колумбу, поскольку именно его экспедиция первой добралась до новой земли, даже несмотря на то, что он так этого и не понял: важность открытия перевесила его неспособность понять, что он совершил. Галилей понимал это и спешил напечатать «Звездный вестник» – но тот же Галилей более тридцати лет скрывал открытый им закон ускорения падающих тел, твердо решив ничего не публиковать, пока не будет уверен в успехе или не окажется на пороге смерти. (Хэрриот и Бекман также открыли закон падения тел; оба умерли, не опубликовав его.) Коперник тоже все откладывал и откладывал публикацию своего труда «О вращении небесных сфер». Желание быть первым все время наталкивалось на страх, что тебе не поверят, посчитают чудаком или глупцом.

Несмотря на все конфликты и противоречия, которые сохраняются и в наше время, именно идея открытия дала начало новой науке и, возможно, новому набору интеллектуальных ценностей, которые лежат в ее основе. Это кажется очевидной истиной – чего не понимают историки науки, которые предпочитают считать, что каждая культура обладает собственной наукой и что эти науки имеют одинаковую ценность. Открытие не более универсально, чем крикет, бейсбол или футбол; оно характерно для постколумбова мира и может выжить только в обществе, поощряющем конкуренцию. Это единственное занятие, которое производит, как выразился Пьер Бурдье, «трансисторические истины».

И конечно, победа концепции открытия не была полной до середины XVIII в. Старые идеи обладали слишком большим авторитетом – особенно потому, что опирались на Библию, – и не могли исчезнуть без следа. Но самым удивительным можно считать случай Ньютона, который после того, как сделал свои великие открытия и опубликовал их в «Началах», начал подозревать, что они не новые, а повторные. Разве Моисей не должен был все это знать? Ньютон планировал второе издание, где собирался продемонстрировать, что все, что считалось в его книге новым, на самом деле давно известно. Его помощник Фатио де Дюилье писал в 1692 г.: «Мистер Ньютон убежден, что нашел убедительные свидетельства [avoir decouvert assez clairement] того, что древние, в частности Пифагор, Платон и т. д., имели все аргументы, которые он приводит в пользу истинной системы мира, основанной на гравитации…»{267} Ньютон собрал обширный материал, чтобы подтвердить этот странный тезис. Но тут уместно привести три оговорки. Во-первых, когда Ньютон работал над «Началами», он еще не выдвинул эту теорию и не собирался разрабатывать свою новую физику, читая древние источники. Во-вторых, сам Ньютон понимал, что эта теория встретит сопротивление, и поэтому откладывал второе издание, которое вышло только в 1713 г. И в-третьих, современники Ньютона считали его открытия абсолютно новыми. Теория Ньютона о том, что древние знали законы тяготения, была его личной причудой, полезным противоядием (по нашему предположению) от греха тщеславия, который угрожал ему, считай он себя величайшим ученым всех времен; только один или два ближайших друга были готовы принимать эту теорию всерьез. Старое убеждение, что нового знания не существует, на мгновение вынырнуло на поверхность, но лишь затем, чтобы исчезнуть без следа в мощном потоке, само существование которого оно отрицало.

4. Планета земля

…Ничтожная зелено-голубая планета.

Дуглас Адамс.

Автостопом по Галактике (1979){268}

§ 1