Изольда Великолепная

– Ну вот. Женщина должна радоваться подаркам, а не грустить! – Дядюшка Магнус погрозил мне пальцем. – Иначе чего этот подарок стоит?

– Я радуюсь.

Ласточке – определенно. Золото обвивает запястье, и острые крылышки касаются кожи, но не ранят.

– Что-то ты нерадостно радуешься.

Спросить? Или не стоит? Или все-таки рискнуть? Я ведь не жаловаться собираюсь, это было бы нечестно, но мне просто надо знать. Ну же, Изольда, решайся.

– Что я делаю не так?

– А что ты делаешь не так? – удивился Магнус, почесывая пером переносицу. – Все ты делаешь так. А что сенешаль воет, так это от того, что к спокойной жизни привык, обнаглел и заворовался. Констебль не лучше. И ведь порядочными людьми были, но подзагнили… тут многие подзагнили, ласточка. От долгой и беспроблемной жизни. А гной, если не выпустить, опасен.

Что ж, уже легче. Дядюшка Магнус мои неумелые попытки порулить замком в целом одобряет. С частностями мы определимся в процессе. Но интересующий меня вопрос так и не прояснился.

– Тогда… – Я сглотнула, потому что вдруг испугалась ответа. Так ли он мне нужен? – Тогда почему Кайя меня избегает? Если все правильно, то…

– Совсем избегает?

Ох, все-таки нажаловалась.

Ябеда-корябеда… Настькин голос зазвучал в ушах, но исчез раньше, чем я успела испугаться.

– Он занят. Так мне сказали. Я вчера хотела поговорить…

…о том, куда пропал Сержант, – он ведь не привиделся мне.

…о девочках, которые думают, что лишние в этом большом замке, потому что все вокруг так думают, а это неправильно. Им нужен настоящий дом и семья, а в родовой книге хватает пустеющих домов и бездетных семей.

…о чертовом платье, что возвышалось в будуаре золотым памятником, напоминая о той, о которой я с превеликим удовольствием забыла бы.

– А он занят, да? – Как-то нехорошо Магнус переспросил это.

Мне стало еще более неловко.

И вправду ябеда. Выкручивайся.

– И я подумала, что, может, примета такая. Ведь бывает, что нельзя до свадьбы невесту видеть…

Мне не верят. Определенно не верят. Вон как сошлись рыжие брови над переносицей. Врать надо убедительней, Изольда.

Тренируйся!

– Полезная примета. – Дядюшка Магнус отложил перо и чернильницу отодвинул. – Когда невеста страшна. Или жених – идиот… а что там со временем?

Каминные часы показывали четверть третьего.

– Замечательно, – сказал дядюшка. – Идем, милая. Погуляем.

Ну вот. Договорилась.

Дядюшка вел меня окольными тропами, на которых почти не попадалось людей. Замок Шредингера^{41} какой-то, одновременно и пуст, и полон. И богат, и беден… хотя, кажется, здесь я уже бывала. Точно, вот те два гобелена значились в описи как чиненые, а на самом деле зияли дырами.

Прав дядюшка – воруют здесь безбожно.

Он же остановился перед дубовой дверью самого серьезного вида, впрочем, дядюшке она перечить не посмела, открылась беззвучно – слишком уж беззвучно для проржавелых петель.

– Осторожно, ласточка моя. Здесь давно никто не бывал.

Я оказалась на балкончике, до того тесном, что едва хватило места кринолину. Здесь имелась низенькая скамеечка и пара бархатных подушек.

Дверь так же беззвучно закрылась.

– Это – зал суда, – пояснил Магнус. – Ты бывала когда-нибудь на суде?

Да.

Я не хочу вспоминать об этом. И не буду. Здешний зал не похож на тот, со стенами, выкрашенными в желтовато-зеленый цвет. Здесь много камня, а вместо герба из папье-маше с потолка свисают знамена цвета лазури – немного неба для белого паладина.

– Судить – это право и обязанность лорда. Но обычно мелкие дела разбираются на месте. Старосты. Цеховые старейшины. Или суд городского управителя. Этот – высший. Он для особых случаев.

Я вижу все как на ладони. Зрителей – все скамьи заполнены. Судьи – их легко распознать по алым плащам. Кайя вот без плаща, но он и так выделяется. Подсудимый.

Он что-то говорил, жестикулируя, но не отчаянно, скорее как актер, который выступает на знакомой сцене.

– В чем его обвиняют?

Темные волосы. Сутуловатый и… нет, мне кажется. Креститься надо, хотя здесь не крестятся.

Не молятся.

И бога не призывают на помощь.

– В убийстве. – Магнус присел рядом. – Шесть мальчиков пропали. Их, конечно, нашли. Потом. Мертвыми. Их долго мучили, а после убили.

…мучили… убили…

– Ты дрожишь, ласточка моя? Мне не следовало приводить тебя сюда. Хочешь, уйдем?

Да. Конечно. Уйдем, и я выкину это место и этот суд из головы. Все станет как прежде. Я ведь умею забывать.

– Нет. Он виновен?

Ты же знаешь, Изольда. Ты видела такое однажды. И поэтому боишься.

– Одна женщина, торгующая пирогами, видела, как он уводил сына цехового старшины. А у тела нашли платок…

Доказательства есть, но хватит ли их. Что я знаю о местных судах? Пожалуй, ничего.

– Его осудят?

Мне важно знать. И Магнус врать не станет.

– Не уверен. Кайя… слишком большое значение придает букве закона. А себе верить боится.

Букву легко спрятать за другими буквами. Главное, уметь их правильно составлять.

– Беда еще в том, что Мюрич хорошо собой владеет. Кайя просто не услышит его, понимаешь?

– Нет.