Изольда Великолепная

Или просто учитель попался на редкость дерьмовый. Мне хочется обнять Кайя, как-то стереть, исправить эти болезненные воспоминания. Или хотя бы уменьшить боль. Как же туго ему приходилось, если через столько лет она все еще жива? Меня просто подмывает наведаться к покойнику и вбить в грудь осиновый кол. Так, на всякий случай.

– Вот как получается, что я тебе все время на что-то жалуюсь? – Кайя поцеловал мою раскрытую ладонь.

– Ты не жалуешься. Ты рассказываешь.

Урфин чуть наклонился в седле, принимая удар на щит, который выдержал уже немало ударов. Копье соскользнуло, оставляя на краске свежий шрам, и ушло в сторону. И рыцарь в зеленой котте, накинутой поверх доспеха, покачнулся, но не упал.

Конь, повинуясь всаднику, перешел с галопа на рысь, а потом и вовсе на шаг. Урфин обернулся: барон Деграс снял шлем и поклонился. Второй съездки не будет? Хорошо бы. Рука, вроде бы отошедшая к утру, снова разболелась. Но с болью Урфин справился бы, а вот то, что мышцы начали неметь – много хуже.

Барон подъехал ближе и, обнажив меч, передал его Урфину.

– Сделай этого лощеного ублюдка, – сказал он.

Гийом де Монфор наблюдал за поединком с видом отрешенным, словно ни на минуту не сомневаясь, что все происходящее происходит сугубо лишь для того, чтобы он имел возможность проявить собственную доблесть.

– Постараюсь. – Урфин не любил давать обещаний.

– Не постарайся, а сделай.

Массивную челюсть барона украшали старые шрамы. Нос хранил следы былых переломов, но крохотные глаза были налиты кровью. Что же такого Гийом сделал, чтобы разозлить Деграса, известного спокойным нравом и рассудительностью?

– Я тут кое с кем переговорил. Наши тебе дорогу расчистят. Остальных ссаживай с первого тычка, и не хрен тут политесы разводить.

О да, его не просто разозлили, вернее было бы сказать, что разозлили не только его. Гийому бросали вызов, оставалось лишь уточнить одну деталь.

– Почему я? – Урфин пошевелил рукой. Немота отступала, но как надолго? – Не вы ли утверждали, что я позорю саму идею рыцарства?

Глаз Деграса дернулся.

– Позоришь. Но тем веселее будет поглядеть, как эта сука тебе сапоги лижет.

Когда рыцарь, выехав на ристалище, поднял копье, а затем опустил его острием к земле, Тисса глазам своим не поверила. Она моргнула, потрясла головой, но ничего не изменилось. Огромный, как скала, всадник в алой накидке, шагом подъехал к Урфину и поклонился, показывая, что уступает без сражения.

И следующий поступил так же.

Вопрос, который готов был слететь с губ Тиссы, задала леди Изольда:

– Что они делают?

– Сдаются, – ответил их светлость. Кажется, он улыбался.

Разве это весело?

Вот Гийому попадались соперники сильные. И он сражался, а не…

– Де Монфора недолюбливают многие. И кажется, ему наконец решили высказать все, что о нем думают, – сказал Кайя. – Они дали Урфину право представлять их интересы. И расчистили дорогу. Это позволит сохранить силы.

– Это нечестно! – Тиссу настолько поразила несправедливость, что она не сдержалась. А их светлость услышал.

– Правилам не противоречит. – Таков был вердикт, и Тисса впервые ощутила на себе тяжесть взгляда лорда-протектора. Это внимание было не тем, о чем Тисса мечтала. – Кроме того, таким образом рыцари выказывают свое отношение к де Монфору.

Зависть, в ней все дело! Пурпурного рыцаря любит народ. И дамы ему рукоплещут. Ну, кроме Тиссы. Она рукоплескать стесняется и вообще сидит тихо-тихо, потому как Магнус Дохерти рядом. А от него неясно, чего ожидать.

Гийом победит.

Иначе ведь унизительно получится. Нет, тан, конечно, отменный воин – ну, насколько Тисса понимает, а она, следует признаться честно, ничего не понимает в воинах, – но Гийом все равно лучше.

Тан, наверное, обиделся бы, узнай он, что Тисса так думает. Поэтому думать было вдвойне приятней. Жаль, рукоплескать она все-таки не решится.

Паренек, который помог спешиться, был незнаком Урфину. Второй принял коня, а третий знаком велел следовать за ним.

Шатер барона возвышался над прочими. Желтые и черные полосы – родовые цвета Деграсов. Высокий штандарт. И пара щитов, выставленных у входа.

Урфина ждали.

– Садись, – приказал барон, указывая на стул. На резной спинке виднелся герб Деграсов – вставший на дыбы медведь и три башни. – Гавин. Мой младший сын. Будет твоим оруженосцем.

Мальчишка был тонкий, как стрела, и бледный.

– Гавин, помоги раздеться.

Отец посмотрел на парня, и тот ссутулился больше прежнего. Но с ремнями и замками он управлялся ловко, правда, всякий раз, когда случалось прикоснуться к Урфину, вздрагивал.

Когда парень помог высвободиться из кирасы, Деграс отослал его прочь.

– Не думаю, что это хорошая идея. – Урфин с благодарностью принял влажное полотенце. Взопрел он знатно. И рубашку сменить бы не мешало, приклеилась что к коже, что к поддоспешнику.

– Не думай, – согласился Деграс. – Учи.

– Над ним смеяться будут.

– Перетерпит. Плечо как?

– Нормально.

Барон не поверил. Он помог стянуть поддоспешник и рубашку. Стальные пальцы впились в кожу, сдавили сустав, выворачивая.