Изоляция

— Почему? Твоими категориями, язык тебе не родной же? — дед вопросительно поднимает бровь. — Хотя говоришь чисто, спору нет. Как коренной. Но ты же на самом деле русский, правильно?!

— Вы что, моё дело вообще не открывали? Русский я, со всех сторон.

— Разговариваешь больно уж хорошо. Неожиданно… Я думал, акцент будет.

— Когда в три-четыре года на улице болтаешься месяцами, как все, и заняться тебе больше нечем — акценту взяться неоткуда.

— Хм, да. Фоминых же… Так почему аттестовываться не стал?

— Вашими словами: вазири мне, как вам — русский. Как родной, то есть. Не стал на деньги переводить, да и ехать к соседям за подтверждением надо было. Как оказалось.

— А у вас самих аттестации что, не было по пашто разве?

— По пашто была, а по самому диалекту — нет. Один язык же считается, если формально. Отец тогда только умер, для меня принципиально было. А мужик в секторе попался, как вы — такой весь из себя литературный и кандагарский.

— Хм…

— Зло взяло. Извините, если что не то сказал.

Аттестоваться по вазирвола я в своё время действительно не стал вовсе не из прагматичных соображений, а исключительно в память об отце. Несмотря на солидную (по моим меркам) доплату.

Такой вот парадокс.

Но рассказывать об этом точно никому не хотел, тем более мужику, которого вижу первый раз в жизни.

Глава 2

— Я вернусь? — спрашиваю его напрямую по пути в аэропорт, откуда мы вылетаем в Кабул самым обычным рейсом первой авиакомпании страны.

— А есть сомнения?! — он вроде мягко стелет, но после такого очень часто бывает жёстко спать.

По мне, только в двух случаях они могут взять со стороны вообще незнакомого человека. Ибо это как в незнакомую машину перед ответственной гонкой усесться.

Первый вариант — если им требуется что-то шапошное, где действительно нужен лишь формальный набор качеств и знаний. Когда особых требований к личности нет в принципе — какая-нибудь механическая работа.

А вот второй…

Правды, как оказалось, никто заранее не говорит. Введение меня в курс уже там, в будущем, строго после прибытия, тоже на многое намекает.

— Вопрос снят. — По его глазам вижу, что нормального ответа не будет.

До самого взлёта мы не говорим друг другу ни слова.

* * *

— Я думал, будет жарко.

Кабул встречает семнадцатью градусами по Цельсию, что даже меньше, чем сейчас в моём родном городе. Хотя он не на одну тысячу километров севернее.

— Ночью вообще плюс восемь, — замечает «дядя», после чего долго и радостно обнимается с каким-то подскочившим к нам местным.

На меня они внимания не обращают.

Мы садимся в машину — растопырившуюся антеннами во все стороны тойоту-пикник, после чего встречающий очень долго сражается с пробками по пути к одной из междугородних трасс.

* * *

— Волноваться не о чем, — здешний товарищ километров через тридцать после Кабула наконец обращается ко мне, по-своему истолковав моё молчание. — Машина оборудована глушилками. Если будем проезжать мимо мины, радиосигнал на подрыв у той не сработает — у нас небедная компания и очень хорошая техника. Более девяноста процентов гарантии.

— Суровый у вас быт, — отвечаю из вежливости, старательно скрывая истинные чувства в свете услышанного.

— Бывает, — абориген возвращает свой взгляд на дорогу. — Подрываются обычно или нищета, у кого денег нет на глушилку, или на кого конкретный заказ. Там уже могут быть разные варианты.

— А на нас заказа нет? — спрашиваю местного.

— Да не должно бы, — задумывается он. — Аккуратно балансируем. Стараюсь ни с кем не ссориться.

— С другой стороны, в рамадан тоже должно быть тише, чем обычно, — недовольно замечает «дядя», развалившись на заднем сидении и попивая местную поддельную колу из бутылки, предложенной водителем. — Священный месяц чтут все. Здесь тебе не Европа.

Именно эти его слова мне и вспомнились через пару часов, когда вначале прямо перед глазами в салоне расцвело ещё одно солнце, а потом машину подбросил удар снизу.

А затем и вовсе наступила полная темнота.

* * *

Где-то совсем в другом месте и времени.

Сотрудник службы контроля внутренней миграции в наряде по проверке документов откровенно скучал.

С одной стороны, работа была не бей лежачего, плюс не без личного интереса (хотя и не на этой тумбочке, конечно; здесь — так, регулярное бесплатное обязалово).

С другой стороны, любое хлебное место требует жертв. В его случайно такой жертвой была скука.

Пассажиры очередного рейса, выстроившиеся друг другу в затылок, дисциплинированно один за другим хлопали ладонями по изрядно подсевшему биометрическому сканеру (возраст даже технику не красит, а новое оборудование только годами обещают, ставить же никто не торопится).

Через секунду искусственный интеллект добросовестно высвечивал на рабочем мониторе имя, фамилию, возраст пассажира и всё прочее, что полагается для учёта в таких случаях.

Отдельной строкой шла пометка: «Заявленная личность соответствует идентифицируемой».