Изоляция

— Да, только, если б яд был из желчного пузыря этого «карася», мне бы некого было зашивать. То, что использовал армеец, — просто кислый борщ по сравнению с нейропаралитом фугу, кустарные выжимки из анальгетиков. Потому и эффект таким был.

— Штабисты… — вдумчиво произнес я, вспоминая на каком именно этапе я понял, что это не обычные канцелярские жопоседы.

— Да какие там, к черту, штабисты?! — искоса стрельнул в меня раздраженным взглядом док. — Все четверо на войне были, в штаб по инвалидности уже попали. Контуженые они, кто больше, кто меньше.

— Кто меня притащил? — подумав, что раз мы уже не стесняемся «путешественника», спросил напрямую я.

— Дьяк, царствие ему небесное. Майору Игнатьев в хребет стрельнул, а с Дьяком драка завязалась. В ней ножом и получил. Гораздо менее фартово, чем ты. Но тебя донес. Майор жить будет, а вот, когда поднимется, и поднимется ли вообще — неизвестно. Да то уже не твоя забота. Ты, как в той песне, ковыляй потихонечку, на перевязки сюда приходи, примерно в это же время. Через день, чтоб сепсиса не было. Ну а о том, чтобы не бегать и тяжелее лука в руках ничего не держать, думаю, объяснять не надо.

— Должен что?

— Потом, — Валерьич поставил себе на колени кожаную вализку, эргономично оборудованную под набор хирурга, аккуратно сложил в нее медикаменты, бинты. — Я скажу тебе, когда сможешь быть полезен.

То ли Валерьич забывал, то ли специально так говорил, но намерение это я слышал уже раз десять. Может, по мелочовке не снимает — сразу весь банк стребует; иль не знает, послать меня по что, — на него ведь шуршат некоторые тягачики, которые смыслят в этих медицинских делах, искать знают что и где. А меня так, на черновую работу разве припахать можно.

Впрочем, нет так нет. Напрашиваться не буду.

— Поешь вон сядь, — кивнул док на «путешественника». — Отощал совсем.

Мужичок средних лет, низкий, щуплый, с заросшими щеками и черным клоком волос, сидел на разложенном кресле и уплетал принесенный Валерьичем завтрак. Увидев, что я на него смотрю, он перестал жевать и взмахом вилки предложил составить ему компанию.

— Да не, спасибо, — отвечаю. — Ноги волка еще прокормят.

От жрачки я б не отказался, конечно, но на шею садиться не хотелось. Доку чего, с неба каша вареная падает? Надо ж хоть какую-то совесть иметь.

Не без скрипа в боку закидываю за спину ствол, надеваю бушлат. Нащупываю нож — на месте. Поблагодарив и попрощавшись, выхожу из полумрака предбанника.

Холодно. Светает, но где-то там, далеко. У нас тут только чуть светлее, чем ночью. День, по ходу, обещает быть холодным.

Я остановился.

Человек стоял ко мне спиной, в полупрофиль. В черных джинсах, черной кожаной куртке с выправленным воротником а-ля времена популярности «Кино» и «Наутилуса». Расхаживать в таком нетипичном (читай: непрактичном) прикиде мог только один человек. Да, тот, кто, должно быть, едва не помер от сердечного приступа, когда я поминал его незлым тихим словом. Я ведь его вспоминал, и, черт дери, не раз!

Опершись локтями на крышу покрытой толстым слоем пыли легковушки, Призрак стоял ко мне в полупрофиль. Сосредоточенно всматривался в зареющее на востоке небо, курил и выглядел озадаченным куда более масштабными проблемами, чем разбирательство с попавшим на нож тягачом.

— Говоришь, тщательней надо подходить к отбору нахлебников?

Я встал подле него, по наитию пробил себя по нагрудным карманам (знал же, что сигарет там нет), шмыгнул носом.

— Эксцесс, Салман, — объяснил, будто речь шла об отсыревшем патроне. — Иногда такое случается. Извини, — он выдавил совсем уж несвойственную ему эмоциональную отрыжку. — Не определилась гниль по наруже.

— Не определилась, говоришь? А ты хоть пробовал ее определить-то, а?

Я сгреб на плече его куртку в охапку, рванул на себя, повернул Призрака к себе лицом. Как и предполагал — на невозмутимом, бесстрастном лице не проскользнула и складочка возмущения или непонимания. Будто в расписании, с которым он тщательно ознакомился, все уже было предопределено: в семь тридцать одну Салман перестанет себя сдерживать, в семь тридцать две — схватит за рукав…

— Или с умыслом толкнул меня в медвежью яму — кто выйдет, тот и чемпион? А? Только не катай мне тут по мозгам, типа не знал, то-се. Целку не корчь. Ты же дел с непроверенными не ведешь. Хочешь сказать, лоханулся? Не знал, может, что краем е*анутые они после контузии?

— Не дури, Глеб, — выпустив в сторону дым, сказал он. — Хотел бы я твоей смерти — давно б отпели. Я ж не такой. Как у «Дельфина» — я люблю людей. Так что… остынь и не наваливайся на меня. Опасно для твоей и без того изрядно попорченной жизни.

— Угрожаешь? — Я только сильнее скрутил ему воротник. — А я ведь могу и забыть о твоей неприкосновенности. Не думаешь об этом?

Нож привычно появился у меня в руке, лезвие коснулось шеи Призрака.

Ат, блин! Реально непробиваемый, чертила. Вздохнул только, будто снова нарвался в ЖЭКе на очередное объявление о невыдаче справок. Нож у шеи, ох, как муха села, сейчас прогоним.