Изоляция

Вот уж верно утверждение о том, что все познается в сравнении. Вот, к примеру, Варяг, которого я знал задолго до начала изоляции. И Жека, с которым свела судьба всего пару дней назад. Разве нет разницы в этих людях? Разве я могу не чувствовать на себе долг? Даже если моего займодателя уже нет в живых?

Брел я по улицам почти без маскировки. Тихими дворами, но не короткими перебежками, прислушиваясь, принюхиваясь и присматриваясь к каждой мелькнувшей тени. Кого-то встречал, обычных тягачей, посчастливилось, что не зарились на мой скарб. Кого-то грубо толкнул на углу дома, что-то вякнул обиженный, но ствол не достал.

И правильно — лучше побереги нервы и зубы, обойди меня стороной.

Передумав хрен только знает о чем, я сделал по городу громаднейший крюк. Так уж устроен наш областной центр, что река разделила его точняк пополам, а «доги» обустроились в удобнейшем месте стыковки — «конфетка», супермаркет, отель, автовокзал — все расположилось возле главного моста, соединяющего оба берега Южного Буга. Так вот, если хочешь по-быстрому пройти с одного на другой берег, придется проходить через «дожью» территорию. Есть тягачи, которые с ними там на мази, они проходят. Мне же, понятное дело, путь заказан. Приходится обходить либо через Старый город — по мосту на Козицкого, либо по Чорновила. Последний — мост, который контролируется известными нам уже снайперами. Не то чтобы они валили каждого, кто решил пройти по нему, но, кто знает, что у них в головах?

Поэтому вернулся я в Старый город тем же путем, которым добирался до пожарки, протащился вдоль Глеба Успенского и свернул на Островского — одну из главных городских артерий, когда-то уводящих бесконечный поток машин прочь от города.

Сейчас проезжая часть пустовала. Все потускневшее, поржавевшее, покрывшееся пылью железное хламье раком-боком стояло у обочин. Сразу видно, какой стезей в город входили танки. Шедшая этой дорогой бронетехника хорошо прочистила себе путь. Что утюгом прошлась.

Чем ближе я становился к казенному дому, тем легче становилось ранее твердое ощущение обязанности. Тут грызлом не щелкай — стрелки у Каталова только и высматривают, кому бы пулю всадить. А сами неумелые, криворукие и косоглазые, в снайперском деле ни черта не шарящие. Это тебе не Окуляр, который окурок с пальцев выбьет, эти палить начнут — шухеру только, нагонят, чтоб остальным обозначать, куда зверь загнался.

Так что осмотрительнее, Салман, осмотрительнее.

Забравшись на руины «Планеты секонд-хенд» (не, ну дурачье, а? кто ж так магазин называет? ты бы хотел жить на планете, где только гребаные обноски?), протараненный троллейбусом, я затаился и пригляделся.

Сквозь мутное, загаженное птицами окно на втором этаже я увидел троих возле админкорпуса тюрьмы. Курят, бошками вертят. В жестах, повадках, ну тебе настоящие приматы, с тем лишь отличием, что в «чисто крутяцкие» шмотки облаченные. О нормальном общении и не гадай, даже если правильно к ним подвалишь, быковать начнут. О понятиях лучше не заикайся — в их беспредельной хате они свои. Вопросами сначала забомбят, типа «кто такой?», «чо здесь шаришься?», а затем, если пробьют, что без важных подвязов, просто отметелят и снарягу заберут. Видел, слышал, знаю.

Так у них, у каталовских, заведено. Сидельцы там, да правильных только нет. Отморозки одни остались, шнырье, более важной масти не водится. А по части беспредела «дожьи» сорвиголовы рядом с этими — просто цыплята в сите.

Вспоминая, какого черта я сюда притащился, не могу не обозвать себя дураком. Вот реально — какого?! Долг перед восставшим против режима «догом» замучил? Или банальное любопытство покоя не дает? Что за ключ и куда его сунуть? Да выбросил бы и забыл давно, разве нечем больше заняться? Так нет же, потянуло, епт. И это с каких-то пор я начал чувствовать что-то подобное? Совесть цепи порвала, бегает, лает теперь? Заскрипело патриотически-идеологическое, вынырнувшее из слота памяти о героях Гайдара: я ведь обещал! Я должен!

Дурак. Пулю в лобешник, если что, получу заслуженно.

— Мало еще проблем на ж-жопу, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.

Никогда не любил играть в контрстрайк. Бессмысленная игра. В тебя стреляют, а ты бежишь дальше. В жизни такого нет. Неуклюжими кособокими перебежками, полуприсядью, мирясь с жжением в боку, я добрался до обусловленного Жекой двухэтажного дома из белого кирпича. Он разместился по диагонали к главному корпусу тюряги, метрах в семидесяти.

«НадраБанк. Они стараются для меня» — было написано на проржавелом в уголках штендере. Одной ногой он стоял на тротуаре, другой на дороге, и я почему-то удивился как так, что его до сих пор никто не повалил. У нас же обычно так делают, просто мимо ж пройти — кайфа лишиться.

Название банка объемными, когда-то подсвечиваемыми изнутри буквами нависало и над входом. В ранее стеклянных дверях не было стекла. Переступив через осколки, я проник внутрь, остановился в коротком предбаннике. Прислушался — не бегут каталовские гамадрилы? Тихо ли внутри?

Похоже, тихо.