За год кофейня изменилась. Дэлглиш помнил это заведение как чистое, но унылое кафе с рядом деревянных столов, накрытых виниловыми скатертями, и длинной стойкой самообслуживания, где красовались чайник и уложенные слоями, один на другой, питательные бутерброды под стеклянными крышками куполов. Теперь все выглядело намного более презентабельно. На стенах, обитых панелями, имитирующими старый дуб, был представлен богатый ассортимент рапир, антикварных пистолетов и кортиков непонятного происхождения. Официантки выглядели как дебютантки в стиле авангард, зарабатывающие деньги на карманные расходы, а свет был таким тусклым, что в помещении царил таинственный полумрак. Мисс Саксон направилась к столику в дальнем углу.
— Только кофе? — спросил Дэлглиш.
— Только кофе, пожалуйста. — Она подождала, пока у них приняли заказ, и сказала: — Это касается доктора Бейгли.
— Я так и предполагал.
— Вы наверняка уже что-то слышали, мне кажется. Но я предпочла бы рассказать вам об этом сейчас, а не ждать, пока вы сами меня спросите. И еще я предпочла бы, чтобы вы услышали все от меня, а не от Эми Шортхаус.
Она говорила без злобы или смущения.
Дэлглиш ответил:
— Я об этом не спрашивал, поскольку мне казалось, это не имеет отношения к делу, но если вы сами желаете что-то рассказать, это может оказаться полезным.
— Просто я не хочу, чтобы у вас создалось неверное впечатление, вот и все. Вы могли бы решить, что мы затаили злобу на мисс Болем. Но, знаете, это не так. Одно время мы даже испытывали к ней благодарность.
Дэлглишу не нужно было спрашивать, что она имела в виду, говоря «мы».
Официантка безучастно подала кофе — бледный пенистый напиток в маленьких прозрачных чашках. Мисс Саксон легким движением выскользнула из пальто и развязала шарф. Они оба сидели, обхватив руками горячие чашки. Она добавила в кофе сахар и подтолкнула пластмассовую сахарницу через стол по направлению к Дэлглишу. В ее поведении не было никакого напряжения, никакой неловкости. Она держалась непосредственно, как школьница, распивающая кофе с подругой. Он с любопытством обнаружил, что в ее обществе ощущает удивительное спокойствие, возможно, так было потому, что она не привлекала его как женщина. Но в то же время она ему нравилась. С трудом верилось в то, что это была только вторая их встреча и что событием, которое свело их, стало убийство. Фредерика сняла пену с кофе и сказала, не поднимая глаз:
— Мы с Джеймсом Бейгли полюбили друг друга почти три года назад. Это не повлекло за собой тяжелых угрызений совести. Мы не ставили перед собой задачи найти любовь, но когда она пришла, то просто не стали ей противиться. В конце концов, не будешь ведь отказываться от счастья, если ты не святой или не мазохист, а нас вряд ли можно причислить к тем или другим. Я узнала, что у Джеймса есть жена, которая страдает нервным расстройством, но мы особенно о ней не разговаривали. Мы пришли к единодушному мнению, что она в нем нуждается и что развод для него неприемлем. Мы убеждали себя, будто не делаем ничего дурного, а ей лучше ни о чем не знать. Джеймс, бывало, говорил, что любовь ко мне делает их семейную жизнь счастливее как для него, так и для нее. Разумеется, легче проявлять доброту и терпение, когда чувствуешь себя окрыленным, поэтому, возможно, он был прав. Не знаю. Этим объяснением, наверное, пользуются тысячи любовников. Мы не могли встречаться очень часто, но у меня есть квартира, и нам, как правило, удавалось проводить два вечера в неделю вместе. Однажды Хелен — его жена — уехала к сестре, и мы провели вместе целую ночь. Нам приходилось проявлять осторожность в клинике, но на самом деле мы там не так уж часто пересекаемся.
— Как об этом узнала мисс Болем? — осведомился Дэлглиш.
— По глупой случайности, если честно. Мы были в театре на пьесе Ануя, а она сидела одна в ряду позади нас. Кто мог предположить, что мисс Болем захочется посмотреть спектакль по пьесе Ануя? Думаю, ей просто прислали бесплатный билет. Тогда как раз была вторая годовщина нашего романа, и мы постоянно держали друг друга за руку. Возможно, мы были слегка пьяны. Потом мы вышли из театра, все еще держась за руки. Любой сотрудник клиники, любой, кто был с нами знаком, мог нас увидеть. Мы вели себя слишком неосмотрительно, и кто-то должен был нас увидеть рано или поздно. Просто так получилось, что этим человеком оказалась мисс Болем. Другие, вероятно, занимались бы своими собственными делами.
— И все же она рассказала об этом миссис Бейгли? Это выглядит как удивительно самонадеянный и жестокий поступок.