Изотопы для Алтунина

В себе самом он тоже почувствовал внутреннее напряжение. При каждой свободной ковке, большой или маленькой — неважно, всегда начинаешь все заново. А тут действительно все заново: для него это первая свободная ковка на уникальном гидропрессе!

Гидропресс громоздился над ним, словно живое существо, притаившееся, ждущее, с дрожащими стрелками манометров, с мощными стальными колоннами. Вентили высокого и низкого давления были открыты.

Слиток нагрелся до нужной температуры. Его извлекли из печи, которую обслуживал Коля Рожков, и с помощью ковочного крана подали на боек пресса. Вон он какой! Отлит в шестнадцатигранной изложнице. Все учтено технологами: механические свойства металла, его макроструктура, его магнитные и другие качества.

Сталеплавильщики стремились до минимума снизить содержание в металле водорода. Начальник мартеновского цеха Мокроусов не отходил от печей, сам сидел за пультом. Там были свои трудности. Казалось бы, чего проще — разливка стали. Но выполнению именно этой операции Мокроусов придавал исключительное значение. Требовалось управиться с разливкой в предельно короткое время. Только таким образом можно получить слиток высокого качества. Все бегом, все бегом...

Теперь дело за Алтуниным. Рабочий чертеж он изучил назубок. Мастер Клёников дал ему исчерпывающие указания, и сейчас на всякий случай он находился здесь же, возле пресса. Но в большом слитке глубоко запрятаны внутренние пороки. И главный из них — неоднородность металла...

Команды Алтунин подавал четкие, бригада работала слаженно. И все-таки неполадки начались почти сразу же.

Большинство людей живет почему-то по двоичной системе: удача — неудача, прав — виноват. Сортируют мир беспрестанно вот таким образом. Алтунин поступал так же. Он скоро понял, что сегодня у него не будет даже «полуудачи». Вопреки всем расчетам на теле слитка сразу же образовались глубокие трещины, рванина. Слиток напоминал лопнувший помидор. Трещины пришлось вырубать, и это заняло почти полтора часа...

Сергей стоял потный, злой и командовал:

— Закатать хвостовик и отрубить излишек!

— Сбиллетировать на тысячу триста миллиметров!

— Отрубить кюмпель!

— Осадить до тысячи двухсот миллиметров!

— Проковать на тысячу четыреста, концы — на тысячу миллиметров!..

— Отрубить отход со стороны прибыли!

— Проковать бочку и кюмпельный конец!

— Отрубить отход!

— Центрировать!..

Когда Сергей работал на молоте, корреспонденты газет и радио сравнивали его с дирижером. Теперь он больше походил на командира корабля, терпящего бедствие. У дирижера не бывает перекошенного от злости лица. Чувство юмора вчистую покинуло бригадира. В нем росла уверенность в полном поражении, в полном крахе всего... Конец... Не стоило стараться дальше... И это в первый же день!..

Самарин-резонер все время твердил, что мир держится на душевно стойких людях. И, возможно, это удерживало Алтунина от какого-нибудь безрассудного поступка: не позволяло, например, прекратить ковку и просто убежать из цеха.

Прежнего Алтунина больше не существовало. Был кузнец без прошлого и без будущего — просто кузнец с твердыми руками. Хотелось лишь одного: выстоять до конца смены.

В каком-то фантастическом романе он вычитал о поединке землянина с галактическим пришельцем, напоминавшим по цвету вареного рака. Дрались они на голубых дюнах. Победил землянин и тем спас все человечество.

И теперь пышущий жаром, вишнево-красный слиток напоминал Алтунину того самого злобного инопланетника, которого нужно победить во что бы то ни стало, дабы спасти честь бригады. О себе он уже не заботился. Все равно...

Он знал, что сейчас за ковкой напряженно следит весь завод. Директор справляется у главного инженера: «Ну, как там Алтунин?» Редактор многотиражки наверняка заготовил восторженную статью о победе бригады. А бригада уже понимала, что первый блин —комом. И хотя глаза рабочих были прикрыты темными очками, Алтунину чудилось осуждение в каждом их взгляде. И никто сейчас не в силах был помочь Алтунину: ни мастер Клёников, ни главный технолог, ни Самарин...

Сергей вышел из цеха, ни с кем не простившись. Ковку довел-таки до конца. Но что покажет контроль? Неужели полный провал?

Хотелось обвинять всех: и мастера, и технолога, и, конечно же, бригаду, хотя понимал, что все работали с полной отдачей.

«Чего ты трясешься, чего переживаешь? — спросил он себя. — Ведь это всего-навсего опытный вал... Опытный!.. Затем и ковали, чтобы найти нужный режим...»

Но успокоение так и не пришло.

11

Опытный вал турбогенератора увезли на контрольную площадку. А еще до того, стремясь найти оптимальный режим термической обработки, его нагревали до температуры выше критической и охлаждали то на воздухе, то в масле, то в закрытом колодце.

На контрольной площадке в валу насверлили десятки отверстий, инженеры вставляли в них контрольные приборы, разглядывали металл в бинокулярный микроскоп, вычерчивали температурные кривые. Там велась большая научно-исследовательская работа.