— Угадала. Факт общеизвестный. Я даже знаю, как это делается: агрегаты управляются на расстоянии с одного выносного пульта. Правой рукой и правой ногой оператор управляет ковочным молотом, а левой рукой — ковочным манипулятором.
— Но Скатерщиков дал другую схему.
— Другую?
— Да. Он предлагает перейти на программное управление агрегатом «молот — манипулятор».
— Этого еще не хватало! Каким же образом Петенька намерен задавать программу свободной ковки?
— Его схема несложная, она напоминает в общем-то обычный телефонный коммутатор. Просто и оригинально. Стоит набрать цифровой код...
— Вспомнил: Петр до армии работал на телефонном заводе, вот откуда у него коммутаторы. И ты обещала поддержку?
— Разумеется. Это моя обязанность.
— Да вы оба рехнулись!
— Почему?
— Ты догадываешься, что все это значит? Это же автоматизация свободной ковки!
— Ну и что же?
— А то, что свободную ковку автоматизировать невозможно. Все равно что заставить счетную машину сочинять стихи.
— Но ведь она сочиняет стихи?
— Сочиняет. Но какие? Под модерн — ни черта не разберешь, здравого смысла нет. Строчки с кривой логикой. А свободную ковку под модерн нельзя, вал кривой получится.
— Может быть, ты все-таки преувеличиваешь? Это, мне кажется, все же легче, чем, скажем, попасть космическим снарядом в Марс или Венеру.
— Буду рад Петиным успехам. И все-таки остаюсь при своем.
Но самому-то себе можно было признаться: затея Скатерщикова не так уж восхитила тебя. Поднимет Петя шум, заставит компетентных людей заниматься своей идеей программного управления, а потом плюхнется в лужу — позора не оберешься. Да, ты искренне устрашился за своего приятеля, так как привык оберегать его репутацию. И вдобавок тебя неприятно поразило то обстоятельство, что Скатерщиков не счел нужным поделиться с тобой идеей коммутаторного программоносителя, а сразу обратился в бюро автоматизации и механизации, вовлек в эту историю Киру. Тут проглядывало уже некое коварство, нарушение законов дружбы.
...Алтунин поднял голову — показалось, будто у автобусной остановки мелькнула дубленка Киры. Он хорошо знал эту дубленку с белой оторочкой. Нет, это не Кира. Это вальцовщица Нюся Бобкова. Она заметила Алтунина, помахала варежкой: подожди, мол, не уходи. А он и не собирался уходить. Стоял и наблюдал, как Нюся бежит по утоптанной тропинке. Нюся Бобкова вот уже почти год упорно добивалась расположения Алтунина, но он равнодушен ко всем ее заигрываниям. Однако молва давно соединила их, и среди парней считалось, что Нюся — девушка Алтунина, ухаживать за ней не следует. Нелепейшая ситуация. Даже Петя Скатерщиков иногда говорил:
— А твоя-то красотка благодарность в приказе получила. На курсы поступает. Симпатичная девчонка, ничего не скажешь.
У Нюси Бобковой была какая-то странная, словно бы обнаженная улыбка больших, вишнево-красных губ. Ее удлиненные, блестящие карие глаза всегда светились лаской. На округлых, высоких скулах неизменно горел румянец. Все находили ее красивой, и только Алтунин насмехался над ней, называя Дульсинеей Тобосской. Она не сердилась, наверное, считая, что «мужик» имеет право на грубоватую шутку.
Остановившись возле Алтунина, Нюся внимательно вгляделась в его хмурое лицо и спросила:
— Скажи, Сережа, почему ты не хочешь со мной дружить?
Алтунин, как всегда, отшутился:
— Дружить я готов. Но у меня нет свободного времени.
— Для Киры Самариной время находишь.
— Чудачка, не могу же я дружить сразу с двумя — тогда и ковать некогда будет. А план-то выполнять надо!
Она строго поджала губы.
— Не любит она тебя. И никогда не полюбит, попомни мое слово. У нее другой — Карзанов. Вчера их в театре вместе видели. Да и тебе не к лицу отбивать девушку у товарища. Он же тебе никакого зла не сделал, его все уважают. А ты ему дорогу переходишь. Так нечестно. А я совсем свободная. Думаешь, другие за мной не шьют? Да только не нужны они мне...
Алтунин слушал и не слушал: продолжал напряженно следить за автобусной остановкой. И когда наконец появилась заветная дубленка, он, легонько отстранив Нюсю Бобкову, устремился вниз по тропе навстречу Кире.
И изумился, увидев ее исхудавшее лицо с горьким изломом бровей. Губы у нее были будто неживые, глаза потухшие. Уж не заболела ли?
— Что-нибудь случилось, Кира?
Она бросила на него недоумевающий взгляд.
— С чего ты взял?
— Сильно изменилась.
— Ну и что же?
Непривычная отчужденность.
— Может быть, я тебя чем обидел? Почему ты избегаешь меня?
По ее губам скользнула нервная улыбка.
— Ты не обижайся, Сережа... Но нам лучше не встречаться. — И в голосе была непонятная печаль.
— Почему?
— Так лучше.
— Боишься сплетен?
— Нет. Я ничего не боюсь. Но мы не должны встречаться. Так будет лучше и для тебя, и для меня…
«Почему лучше?!» — хотелось крикнуть Алтунину. Но он и сам знал, почему: она любит другого, и Нюся Бобкова права. Под товарищеские отношения не замаскируешь то, что так и рвется наружу. Она стала для тебя, Алтунин, близкой, а ты для нее — нет, вот в чем вся беда. Вообразил, что вы как бы нашли друг друга, и жестоко ошибся. Это ты ее «нашел», а она тебя и не «находила» вовсе...