Израиль и США: Основные этапы становления стратегического партнерства 1948–2014

Тем временем участились военные стычки между Израилем и Сирией. Рост антисирийских настроений среди военного руководства Израиля хорошо отразился в интервью, данном начальником генштаба И. Рабином одному из военных изданий. Он заявил, что, в отличие от Иордании и Ливана, которые не поддерживают террористические атаки, организованные с их территорий, Сирия их поддерживает и спонсирует террористов. Поэтому реакция на сирийские действия должна быть иной[216]. Эшкол, сначала заявивший, что Рабин «зашел слишком далеко», через несколько дней, 12 мая, на партийном форуме МАПАЙ также подтвердил, что Израиль имеет право действовать против центров агрессии и тех, кто их поддерживает. А затем, на следующий день, в интервью израильскому радио уточнил: «Государство, поддерживающее саботажников и террористов, не имеет иммунитета, а Сирия инспиратор их действий»[217]. С этого времени Израиль начал концентрировать свои войска на границе с Сирией.

В мае 1967 г. обстановка особенно накалилась в связи с тем, что Насер перебросил большой контингент египетских войск на Синай, а затем обратился с просьбой к Генеральному секретарю ООН У Тану вывести чрезвычайные вооруженные силы ООН с позиций между Газой и Эйлатом и передислоцировать их на базы в Газе. У Тан удовлетворил его просьбу. Тем временем Насер принял решение о выводе войск ООН из Газы, на что У Тан, Генеральный секретарь ООН, которого египтяне заверили, что не начнут войну первыми, ответил согласием. Советский Союз сначала принял это решение с опасением, но воздержался от официальной оценки решения Насера. Однако вскоре СССР официально поддержал египетское решение. В телеграмме министра иностранных дел А.А. Громыко послу СССР в ОАР от 26 мая 1967 г. указывалось, что «правительство СССР считает оправданным требование правительства ОАР о выводе войск ООН из района Газы и Синайского полуострова»[218]. Вместе с тем, у советского руководства не было уверенности, что Насер не предпримет самостоятельной военной акции против Израиля. 27 мая послу СССР в Египте Д. Пожидаеву срочно поручили уговорить Насера не начинать войну первым[219]. Несмотря на заверения египетского президента о том, что он войну первым начинать не собирается, ситуация продолжала накаляться. Как только 18 мая военный контингент ООН покинул Синай, туда вошли части египетской армии. 22 мая Насер объявил блокаду Тиранского пролива и ввел запрет на прохождение израильских судов. Тем самым Египет блокировал единственный путь, связывавший Израиль с Азией, по которому тот получал нефть от своего главного поставщика – Ирана. Еще по соглашению 1957 г. Израиль связывал эвакуацию своих войск с Синайского полуострова с гарантиями свободы навигации по Тиранскому проливу. Для него закрытие пролива для навигации израильских судов стало поводом к началу войны.

Реакция США последовала сразу же. На следующий же день президент Джонсон объявил блокаду незаконной и заявил о своей готовности организовать международную флотилию для охраны и сопровождения израильских судов.

В этой ситуации в Израиле прямо заговорили о войне. Рабин, призывал генералов решиться на превентивный удар с воздуха по Египту, опираясь на секретный план, разработанный еще несколько лет назад, под кодовым названием «Мокед». Однако у политического и военного руководства не было еще единого мнения. Даже Бен-Гурион, всегдашний сторонник жесткой линии по отношению к арабам, учитывая ситуацию противостояния сверхдержав в регионе, считал, что в этом случае Израиль не обеспечит себе поддержки ни у одной из великих держав и поэтому не может надеяться на победу в новой войне. В сложившейся ситуации он резко критиковал позицию Рабина и заявил ему об этом лично, вызвав своего любимца к себе в кибуц Сде-Бокер[220].

Для того чтобы решиться на военные действия против арабских соседей, прежде всего – против Египта, Израилю, конечно, было необходимо заручиться поддержкой своего основного союзника – США. Однако отношение Вашингтона к накаляющейся обстановке и нарастающей решимости военных кругов Израиля начать военные действия было неоднозначным: руководство Госдепа и лично Дин Раск по-прежнему стояло на том, что Вашингтон в своих решениях, прежде всего, должен исходить из интересов, связанных с арабскими странами, а не с Израилем.

Американское разведуправление предсказывало, что в случае войны «для США и других западных держав будет чрезвычайно сложно поддерживать хорошие отношения и с Израилем, и с арабскими странами»[221]. Раск постоянно убеждал Джонсона, что напряженность между Израилем и Сирией нарастает лишь из-за разногласий по линиям границ в демилитаризованной зоне, а не из-за решений Сирии об отводе воды из Иордана. Он также утверждал, что арабские правительства не поддерживают террористскую организацию ФАТХ. Но наиболее последовательно Раск убеждал Белый дом в том, что войны в любом случае не будет, так как ни одна сторона ее на самом деле не хочет[222].