средств. Не существовало не только магических, но и вообще никаких средств, которые могли бы обратить божественное милосердие на того, кто лишен его волею Бога. В сочетании с жестким учением об абсолютной трансцендентности Бога и ничтожности всего сотворенного эта внутренняя изолированность человека служит причиной негативного отношения пуританизма ко всем чувственно-эмоциональным элементам культуры и субъективной религиозности (поскольку они не могут служить спасению души и способствуют лишь появлению сентиментальных иллюзий и суеверному обожествлению рукотворного), а тем самым и причиной принципиального отказа его от всей чувственной культуры вообще»1.
Недалеко от кальвинизма ушло и лютеранство в этих вопросах. Да, принцип sola fide Лютера освободил человека от тупого следования множеству религиозных предписаний и норм. Будучи выдвинутым в связи с продажей индульгенций католической церковью, он предоставил человеку возможность оправдания своей греховности «одной верой». Однако радости это не прибавило. Несмотря на некоторые послабления по сравнению с кальвинизмом, спасение оставалось практически недосягаемым для верующего. Так же как и в кальвинизме, предпринимательская деятельность, труд вообще, не гарантировали спасения, которое выступало результатом все тех же тайных намерений одного Бога. Возможность спасения была — ведь Бог благоволил к избранным, — но состою ли я в числе таковых? Это для человека оставалось тайной за семью печатями.
Казалось бы, у верующего во все это должны были опуститься руки.
Тем не менее произошло обратное, т.е. небывалый прилив жизненной активности. Но чтобы понять логику происшедшего, надо немного поднатужиться. Трудны для по-
нимания кульбиты протестантской мысли. Оказывается, активная жизненная позиция, «добрые дела» все-таки имели значение в жизни верующего. Да, спасение нельзя было заработать ни внешним благочестием, ни даже отдельными богоугодными поступками. Оно было доступно лишь избранным. У квакеров даже крещение с причащением не считались средствами спасения. Но можно было увериться в своей избранности к спасению. И вот для этого-то и нужны были «добрые дела», точнее, повседневная рутинная деятельность «во славу Божью». То есть верующий ежечасно, ежеминутно проверял себя на принадлежность к кругу избранных, на возможность, следовательно, быть спасенным. От того, насколько профессионально он выполнял работу, зависело, может ли он быть угодным Богу. Испытание веры нравственностью и трудом и составляло суть протестантской аскезы. То есть спастись трудом нельзя было — все зависело от воли Божьей, — но можно было хотя бы получить уверенность в своей богоизбранности.
Собственно, тезис об оправдании верой и трудом, а не так называемыми «делами закона», т.е. внешней благочестивостью, имеется и в христианстве1. Но там он носит характер увещеваний, ничем не подкрепленных. Спаситель ведь уже расплатился сполна за наши прегрешения. Чего ж волноваться? Не налагало это ответственности. Тем более что существовала возможность покаяться, причаститься, замолить грехи, наконец. Не слишком строг христианский Бог к грешникам.
1 «Однако же, узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть. Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак. Ибо если я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником. Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. Л что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» [Послание к галатам, 2:16—20].
Поэтому если говорить об аналогиях, то надо упомянуть в первую очередь иудаизм, от которого описанное вероучение отличалось лишь в деталях. Собственно, ассоциация с верой древнего Израиля возникает уже после упоминания о богоизбранности как пути к спасению. Ссылки протестантов в основном на ветхозаветные книги, например Книгу Иова, лишь укрепляют в этой мысли.
Понимание этого есть и у Вебера, судя по фрагменту его рассуждений, приведенных выше: «В этом находит свое завершение тот великий историко-религиозный процесс расколдования мира, начало которого относится ко времени древнеиудейских пророков и который в сочетании с эллинским научным мышлением уничтожил все магические средства спасения, объявив их неверием и кощунством».