Так вот, если придерживаться официальной версии, «плохие» иудеи в лице некоего «жидовина Схарии» (Захарии) чуть не отвратили русских от «хорошего» греческого православия. Произошли эти прискорбные события в 1471 году, т.е. почти одновременно с принятием унии церквей на означенном соборе 1438—1445 гг. (разницу во времени с учетом средневековых средств коммуникации можно не принимать во внимание).
Но если греческое православие было арианским по сути, то с учетом мнения о связи двух религий это означает, что и русское православие было таким же. В справедливости этого можно убедиться не только благодаря доктрине беспоповцев, являющейся современным его воплощением и донесшей до нас сквозь века свою арианскую подоплеку, но и по более ранним свидетельствам. Имеется в виду принятие христианства князем Владимиром. Есть одна фраза из «Повести временных лет» (988 г.), позволяющая утверждать, что по своему характеру это было арианство: «Сынъ подобосущенъ и безначаленъ Отцю, рожениемъ точию разнествуя Отцю и Духу. Духъ есть пресвятый Отцю и Сыну подобосущенъ и присносущенъ».
Нетрудно заметить, что данное положение представляет собой арианский Символ веры.
Как видно, арианство не исчезло не только с осуждением и изгнанием Ария, но даже и после утверждения ни- кейского Символа веры на двух Вселенских соборах 325— 381 гг. Оно просто вылилось в другие формы. Движение катаров, богомильская ересь, павликианство, монархианство, социнианство и другие разновидности антитринитариэма, были трансформациями арианства на Западе. На Востоке одной из версий было русское православие.
Но арианство — это ни что иное, как вера древнего Израиля, лишь слегка приукрашенная представлениями о Христе как о пророке, призванном донести до нас слово Божье, в некоторых концепциях даже прямо отождествленном с Богом-Словом Ветхого Завета, что делает его, по сути, ветхозаветным персонажем.
Становится очевидным следующее. «Ересь» жидовствующих — никакая не ересь, а исконно русское православие, введенное еще князем Владимиром и даже ко времени Ивана III не утратившее своих древнеиудейских корней. О том, что это было вполне официальное вероучение, можно судить уже по тому, что сам царь благоволил к «жи- довствующим». Собственно говоря, и «жидовствующими» эти люди были лишь в глазах реформаторов, поддерживавших унию с латинством, или антисемитов типа настоятеля Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого, возглавившего, так сказать, сопротивление. Основная масса верующих таковыми их не считала. Не считал их таковыми и архиепископ Зосима, в 1490 году возглавивший Русскую церковь и поддерживавший движение. На стороне «жидовствующих» выступили также дьяк Федор Курицын и люди из ближайшего окружения наследника русского престола. В унисон с ересью прозвучало и весьма популярное по тем временам учение Феодосия Косого. Разделяли идеи «жидовствующих» и огромные массы простых верующих. «Такое возникло смятение среди христиан, какого не бывало с той поры, как воссияло в Русской земле солнце благочестия», — скорбел по этому поводу возглавивший борьбу с «ересью» Иосиф Волоцкий.
О массовости движения можно судить по факту многочисленных иконоборческих демонстраций, сотрясавших Московию в 1470 году. Не евреи, а именно русские люди, ссылаясь на Пятикнижие Моисеево, массово уничтожали иконы. «Они, — писал Иосиф Волоцкий, — запрещали поклоняться Божественным иконам и Честному Кресту, бросали иконы в нечистые места, некоторые иконы они кусали зубами, как бешеные псы, некоторые разбивали» (тут, правда, надо сделать поправку на воинственный пыл автора этих строк).
Истоки симпатий к «жидовствующим» будут непонятны, если основываться на представлениях о сугубо христианском характере религии Московского царства. На самом
деле вероучение «жидовствующих» как раз и было религией московитов — религией, хранившей на себе явный отпечаток древних, дохристианских верований. Даже хулители этого движения с неохотой признавали, что русские богослужебные книги того времени отражали скорее иудейскую, чем христианскую, религиозную традицию.
Этот эпизод, если и не отметает прямо представления о привнесенности старой веры в религиозные представления обитателей Российского государства, — а ересь жидов- ствующих наряду с движением стригольников надо считать таким же проявлением старой веры, как и возникшее чуть позже старообрядчество, — то уж точно не свидетельствует в их пользу.
Можно ли поверить, что учение, в корне расходящееся, как полагают, с официальной русской теологической традицией, в самое короткое время охватило практически всю Россию? Можно ли поверить тому, что движение, возглавляемое абсолютно чуждым для русских элементом, — а «жидовин Схария» был, по некоторым сведениям, таманским князем, к тому же евреем, — вдруг приобрело такую популярность, доведя до исступления огромные массы дотоле добропорядочных православных христиан?