Израиль в Москве

Не без труда они выскочили из заспанного городка с обилием светофоров и нарядной шоссейной графикой. Крякнул «лежачий полицейский». Слева иногда мелькал глаз моря. Изя не суетится. Он знает: соседняя полоса всегда движется быстрее, как бы вы ни метались. Перед машиной поблескивает вода, обычный мираж, к которому он так и не привык.

Светофор не успел откупорить пробку. Еще горел желтый, а нервный «пежо» сзади уже скулил, покусывая икры. Неожиданно Изя чихнул, еще и еще. За рулем это опасно, тем более в тесной пробке, подползающей к Тель-Авиву. Этак можно пнуть чей-то зад. Был такой случай.

Светофоры, светофоры, апельсиновая роща. Вот и уклончивый поворот, ведущий к аэропорту, прозрачному и прохладному. Собираются строить новый, попросторнее. И будет он прямо в море, на искусственном острове.

Их дружище «фольксваген поло», который Изя обидно называл «полуфольксвагеном», потомится недельку на парковке аэропорта. Потом с трудом отыщется в этом автомегаполисе с пронумерованными проспектами, кварталами и переулками. Запыленный и терпеливый герр Фольксваген. Не унывай!

I am back [6]

Москва. Небо, низко надвинутое на глаза. Хмурое утро, ревущее Домодедово. Строгий сын, черный угловатый джип, дождь в прямом эфире.

Чем ближе город, тем крупнее растр. Забытый кислотный воздух, грязные машины, пакгаузы, заборы, граффити, гаражи. Жесть. Местность скорее депрессивная. Склады, ЖЭКи, буераки, страты, скрепы, а над византийскими башнями уже поднимается пылающий «Самсунг».

— Что это — «Самсунг»? — спросила Марточка.

— Сам дурак, — неуверенно перевел с корейского Андрей.

— Нет, это еврейский герой Самсон из Библии, — поправил Изя.

Любимый город. Лишь расставшись с ним, понимаешь: настоящая любовь испытывается разлукой. Он обожал Москву, как все три сестры. Из забывших его можно составить город. Moscow, I am back. Moscow — Мос-корова.

Школа выносливости

Шестого числа осеннего месяца хешвана, в белом плаще с клетчатым подбоем, свингующей походкой, из-под крытой колоннады метро «Лубянка» вышел немолодой господин, похожий на Зигмунда Фрейда. Силуэт его смутно напоминал карту Израиля. Это был Изя Грацерштейн, по кличке Грач.

Московское метро — школа выносливости. Наверху, впрочем, не легче. Везде давка. «Человейник». Автомобилей развелось — Москва глазам не верит. Спазмы площадей, тромбоз улиц, запоры переулков, засады светофоров.

Давненько он не спускался в метро. Еще на «Преображенке», перед входом, заупрямился зонтик, не хотел закрываться. Так Изю и всосало в вестибюль. С большим зонтом над головой его внесли на эскалатор, и спускался он величественно, сопровождаемый рябью голов, глазеющих на этого мистера Бина. Неплохой гэг для кинокомедии.

Потное тепло подземки. Перегретый воздух. Дыхание миллионов оседает на венозном мраморе. Раньше здесь попадались хорошенькие девушки. Теперь они исчезли. Возможно, ждут весны. Или пересели в маленькие женские авто и сидят в пробках, с опухшими губами и хищным взглядом.

Переходы с топчущейся массой показались мучительней, лестницы круче, лепнина банальней. Подземные храмы советской империи, бронзовые матросы, нимфы с серпами, колосья, молотки. Пышные артефакты социализма. Тотальный брутализм. Сталинский ампир, скорее, вампир, коммунистическое барокко.

Так думал пожилой Израиль, уставясь на нервную сеть метрополитена, ставшую довольно развесистой. В вагоне тесно. Раньше читали книги, теперь — телефоны. Шубы мокрые, лица тусклые, безглазые, gloomy[7]. Большинство, кажется, «понаехавших».

«Впереди долгая зима», — витает над всеми. Пахнет подмышками. Паренек, как трубач, закинув голову, сосет пиво, деликатно отрыгиваясь, тесно сидят девушки, показывают колени, ждут спонсоров. У всех черный маникюр, дань готике. Оживленная беседа трех глухонемых. Динамичная пластика театра мимики и жеста. Грохот им не мешает.

Неожиданность. Эскалатор не поднимает. Шагнув на неподвижные ступени, Израиль испытал головокружение. Вертиго. Придется подниматься пешком. Тяжелой походкой идущая старость.

Метрополитен имени Кагановича. Этому наркому диктатор приказал построить метро в кратчайшие сроки, к какой-то годовщине. Неплохо организованная преступная группировка товарища Сталина держалась на Страхе.

Эффективный менеджер Лазарь Каганович круглые сутки держал в страхе спецов, бригадиров, зэков. Невероятно, но приказ вождя он выполнил. Посреди большой деревни воссияла европейская подземка. Конечно, потом нерусское имя наркома замазали. Чтоб не раздражало.

Дешевый и надежный вид транспорта. Сюда входили с пятачком. «Куда идем мы с пятачком?» Кажется, организм начинает уставать. Предлагал же Андрей до центра подбросить.

— Не надо меня подбрасывать, — упрямился Изя, — до Дзержинки, тьфу, Лубянки — на метро, а оттуда — пешком.

«По Изиным местам», — подумал, но не сказал он. И пошел, зашагал по Москве. Средним пехотным шагом. Mostrotter[8].

По Изиным местам