Израильская литература в калейдоскопе (сборник)

Уставшая от дороги, растерянная от всего увиденного, взволнованная превратностями дня и сдерживающая всеми силами свой гнев, постепенно покидающий ее вопреки ей самой, все время помнящая о своей миссии Виктория сидела рядом со своей Ривкой и разговаривала с ней, как никогда до этого не говорила со своими детьми. Она не помнила своих слов и не заметила, когда ушел парень, называвший ее мамой, и лишь ее глаза видели и понимали: дочь выглядит хорошо. Со времени детства Ривки Виктория не видела такого блеска в ее глазах. И короткая стрижка, призналась она себе, делает лицо дочери миловидным, и во всем ее облике чувствуется уверенность. Сейчас, а не в то время, когда была в юбке, носках и с чрезмерно широкими плечами, словно мужчина, переодевшийся в женскую одежду.

– Скучаешь по нашему кварталу?

– Иногда. В праздничные вечера. Мне не хватает субботнего стола, песнопений и шуток тети Сары, но мне хорошо здесь. Мне нравится работать на улице и с животными. Я и по тебе очень тоскую.

– А по отцу? – спросила Виктория шепотом в пробивающемся свете сумерек.

– Отец не интересовался никем и меньше всего мною. Весь день в магазине, с книгами и молитвами. Как будто я не дочь ему.

– Боже упаси! Не говори так, – испугалась Виктория, испугалась того, что это было правдой.

– Хотел сосватать меня сыну Екутиэля. Словно я вдова или хромая.

– В самом деле?

– Не притворяйся. Как будто ты не знала.

– Говорили, а ты услыхала. У нас не устраивают браки насильно. Кроме того, сын Екутиэля исключительно способный.

– Способный, бледный и больной, как будто целый день сидит в яме. И к тому же я не любила его.

– Ты думаешь, любовь – это все?

– А что ты знаешь о любви?

– Что это значит? – обиделась Виктория и выпрямилась на стуле. – Так здесь разговаривают с матерью?

– Ты не любила отца, а он не любил тебя, – проигнорировала Ривка ее слова и в установившейся тишине добавила:

– Дома… Я не была равноправной.

– А здесь? – тихо спросила Виктория.

– Здесь больше.

Виктория хотела задать вопрос относительно рыжеволосого великана Дуби, но тут открылась дверь, сразу посветлело, и он сказал:

– Прекрасно, что вы экономите электричество. Я принес кое-какую еду. – В руках у него была новенькая пластиковая тарелка с овощами и пакет с простоквашей. – Это подходяще, верно? А после этого тебе следует отвести маму в комнату Уснат. Она свободна. Мама, наверняка, устала.

В комнате, выходившей на серые поля, Виктория попыталась разобраться в своих чувствах. Годы молчания приглушили свойственную ей резкость, вместе с тем, она уже знала, что не притащит дочь за волосы в Иерусалим. Вдруг она увидела свое поведение как бы со стороны: пришла и раскричалась во все горло, не помня себя, очутилась около двери, и во рту пересохло.

– Почему тебе понадобилось полгода, чтобы выбраться сюда? – спросила Ривка.

– Твой отец не хотел, чтобы я поехала.

– А ты? У тебя нет своих желаний? – И она не нашла, что ответить.

Когда Дуби зашел за ней, чтобы идти вместе в столовую, она все свое негодование перенесла на него, но сердце ее уже было с ним, и это тоже усиливало ее раздражение.

– Что это такое – Дуби? Что за имя такое? – Досада порождала ее слова.

– Это Дов, в честь имени отца моей матери. Немцы убили его во время войны.

– Но это имя хорошо для ребенка – Дов, – настраивала она свое сердце против него.

– Мне не мешает, – он пожал плечами, потом остановился и сказал с шутливой серьезностью:

– Но если Вам мешает, я завтра поменяю его.

Она с трудом сдержала смех.

Вечером они вдвоем сидели за одним столом, и оба смотрели на Ривку, как будто она одна в огромном зале, обходит людей с раздаточной тележкой и спрашивает, что они хотят выбрать.

– Хотите выпить еще что-нибудь, мама? – услыхала Виктория его вопрос и возмутилась:

– Ты называешь меня мамой. Какая я тебе мама?

– Мне до смерти хочется, чтобы Вы были моей мамой.

– Вот как? И кто же тебе мешает? – спросила Виктория. В ее голосе появилась шаловливость сестры Сары.

– Ваша дочь.

– И как же она тебе мешает?

– Она не хочет стать моей женой.

– Моя дочь не хочет выйти замуж. Это ты мне говоришь?

– Именно.

В голове у нее вертятся еще и другие слова из того, что он говорил. Он начал рассказывать ей про яблочный сад, который вырастил около входа в кибуц. Американский ученый, культивирующий яблони в пустынях Невады, в Америке, прислал ему особенные семена. Их сажают в жестяные коробки, заполненные органическими отходами, и из семечка вырастает деревце размером с грудного ребенка. У него маленькие корни, иногда оно зацветает уже летом и приносит плоды, как дерево из Эдема.

– Яблоня любит холод, – объяснял он, в то время как глаза обоих неотрывно следовали за Ривкой, – и на ночь нужно поднимать укрытие из пластика, позволяя проникнуть холоду пустыни, с зарей же – возвращать укрытие на место, чтобы удерживать холодный воздух и не давать доступа теплу.

– В самом деле, – пробормотала она, слушая эти его слова и обдумывая сказанное им ранее. И в это время кто-то подошел к ней и спросил:

– Вы мама Ривки? Честь Вам и хвала, что у Вас такая дочь, – и ее сердцу вдруг стало тесно в груди.