Израненное сердце

Лицо Кенвуда мрачнеет. Ему не по нраву слышать все это. Очевидно, это не самые приятные воспоминания.

– Но все же меня не арестовали, не так ли? – шипит он.

– Нет, – говорю я, не сводя с него взгляд. – Но могут скоро арестовать.

– Это он вам сказал? – презрительно усмехается Кенвуд. – Ваш отец?

Я в замешательстве. Я не понимаю, к чему он клонит.

– Да, – отвечаю я. – Он считает, что вы самый вероятный человек, кто желает ему смерти.

– С чего мне желать ему смерти? – бросает Кенвуд. – Я выполнил свою часть сделки.

– Какой сделки?

Кенвуд смеется и встает с дивана. Теперь, когда он стоит, мне приходится сделать шаг назад.

Но Кенвуд идет не ко мне. Он подходит к барной стойке рядом с массивной картиной, изображающей Александра Македонского верхом на коне, и начинает смешивать себе напиток.

– Хотите чего-нибудь? – спрашивает он.

– Нет.

Кенвуд наливает бурбон со льдом и взбалтывает его, прежде чем сделать глоток. Милли подскакивает к нему. Он макает указательный палец в напиток, затем протягивает его ей. Девушка слизывает алкоголь с его пальца, все время глядя на него снизу вверх, а потом облизывает губы.

Кенвуд вновь обращает ко мне свой холодный взгляд.

– Мы с вашим отцом заключили сделку. Я назвал ему имена трех своих поставщиков и парочку «друзей», которых было не жаль подставить под удар. Взамен те видео, которые его фондик снял на одной из моих вечеринок – и которые, кстати, все равно не прокатили бы в суде, – удивительным образом исчезли. Пришлось пожертвовать парочкой бесполезных дегенератов, чтобы избежать скандала. Вообще-то, – Кенвуд смеется, – арест Фила Бернуччи даже пошел мне на пользу. Этот ублюдок пытался перекупить права на киноадаптацию «Игры палача», которые принадлежат мне еще восемь лет, о чем он прекрасно знал. Наблюдать за тем, как он теряет свой пляжный домик в Малибу, чтобы оплатить адвоката, было чертовски красиво.

Я качаю головой. Не могу в это поверить.

– Я вам не верю.

Мой отец никогда бы не пошел на уничтожение улик. Он основал «Фонд свободы», чтобы покончить с торговлей людьми. Чтобы покончить с такими, как Кенвуд.

– Мне плевать, во что ты веришь, тупая сука, – огрызается Кенвуд и заливает остатки бурбона себе в глотку.

В этот момент картина с изображением Александра Македонского открывается, и в комнату входит мужчина. Это один из охранников Кенвуда.

Роланд ставит стакан рядом с красной кнопкой, вмонтированной в гладкую деревянную поверхность барной стойки. Это кнопка вызова. Кенвуд нажал ее, когда готовил свой напиток.

– Схватить ее, – безразлично говорит Кенвуд.

Я пытаюсь развернуться и убежать, но дородный охранник намного быстрее меня, особенно учитывая, что я в обтягивающем платье и на высоких каблуках. Он хватает меня за руки и заламывает их за спину. Я вскрикиваю, когда мужчина набрасывается на меня, и охранник зажимает мне рот своей огромной рукой. Я продолжаю кричать, извиваться и кусать его за руку, но он намного сильнее.

– Стой спокойно, пока я не сломал твою гребаную руку, – рычит он, выкручивая ее за спиной. Боль пронзает меня от локтя до плеча. Я перестаю извиваться.

– Так-то лучше, – говорит Кенвуд. Обернувшись к Милли, он велит: – Скажи охране, чтобы обыскали дом. Пусть найдут того, с кем она пришла.

Милли надувает губы.

– Я хочу остаться и посмотреть.

– Вали, – холодно говорит Кенвуд.

Развернувшись, он оглядывает меня с ног до головы.

– Раздень ее, – велит он охраннику.

Я не знаю, собирается ли он обыскивать меня или что похуже. Охранник хватает подол платья и дергает его вниз, срывая бретельку с плеча. Как только его рука перестает закрывать мне рот, я кричу так громко, как только могу: «ДАНТЕ!»

Я слышу рык, подобный медвежьему. Данте прорывается сквозь репродукцию Энди Уорхола на дальней стене. Он разрывает холст, словно его там и нет, и врывается в комнату.

Кенвуд кричит от ярости, его ногти впиваются в щеки.

– Мой Мао! – восклицает он.

Данте бросает на меня взгляд – руки все еще схвачены за спиной, платье разорвано так, что одна бретелька свисает, левая грудь обнажена. Его лицо темнеет от чистой, убийственной ярости.

Он бросается на охранника. Парень отпускает меня, пытаясь встать в стойку, но с таким же успехом он мог бы пытаться боксировать с гризли. Массивный кулак Данте обрушивается на его челюсть, а затем другой кулак взмывает вверх, как молот. Он бьет охранника снова и снова, отбрасывая его назад. Каждый удар попадает в цель с ужасающим звуком. Когда он бьет охранника в рот, кровь брызжет в стороны, попадая на мою руку и ботинок Кенвуда.

Данте бьет охранника еще дважды, затем поднимает его и бросает. Охранник – крупный мужчина, но Данте швыряет его через всю комнату, как метательный диск. Тот ударяется о стену, а затем со стоном падает на диван, находясь в полубессознательном состоянии.