Израненный (ЛП)

Кулаки сжаты, челюсть напряжена и его красивое лицо искажается в достаточно жестокую маску, которая говорит, что он готов убивать. Мэддокс готов убить своего брата.

Продолжительно и тяжело вздохнув, Ной продолжает:

— Посмотри на себя. Он мёртв все эти годы, но по-прежнему продолжает контролировать тебя. Ты позволяешь ему контролировать себя, Мэддокс.

— Заткнись.

— Если ты будешь продолжать держаться за то, что случилось...

Разносится невероятный рёв.

— Закрой пасть!

А затем Мэддокс шагает вперёд, сокрушая кулаком лицо Ноя.

Это происходит слишком быстро. Но конечный результат всё-таки разрушительный. Ной распластан на полу с кровоточащим носом и кровоподтёками на челюсти, в то время как Мэддокс нависает над ним, словно зловещая сила, готовый вбить своего брата в чрезмерно отполированный пол.

Ной медленно вытирает нос.

— Если хотя бы какая-нибудь унция тебя хоть немного заботится о ней, то ты уймёшь этот гнев. Потому что ты только причинишь ей боль… так же, как он делал больно маме. Не становись им, — его последние слова звучат как удар ниже пояса, и, конечно же, они оказывают желаемый эффект.

Мэддокс отшатывается, словно его ударили. Выражение его лица меняется от полного опустошения до ужаса, прежде чем ему удаётся обуздать свои эмоции. Единственное свидетельство того, насколько сильно слова его брата повлияли на него, выражается в том, что он спотыкается, когда делает два шага назад.

— Да пошёл ты, Ной, — он разворачивается и уходит, и я, не медля ни на секунды, следую за ним.

Только единственный оклик Ноя останавливает меня на полпути:

— Он… он разбит на множество кусочков, Эйли. Возможно, их слишком много, чтобы сложить обратно вместе. Просто будь осторожна. Он может порезать.

Недолго думая, я отвечаю:

— Надеюсь, он это сделает.

И надеюсь, что порез будет достаточно глубоким, чтобы оставить шрам. Я хочу, чтобы он был настолько глубоким, что вылечить рану будет невозможно. Он принесёт осколки, а я подставлю плоть, и мы будем истекать кровью, зализывая наши израненные души.

*****

Я нахожу его в ярости на лестничной площадке между первым и вторым этажом. Он бьёт по серой кирпично-бетонной стене со всей силой, что у него есть. Влажный, трескающий звук давит на уши. Его, кажется, не волнует, что он обрушивается всем своим телом на стену перед собой и бьёт голой рукой, разрывая плоть и размазывая по ней кровь. Его удары жестоки и безжалостны. Он безумно продолжает двигаться, впадая в транс и продолжая вредить себе. Борьба с демонами ослепляют его для всего, кроме боли, нанесённой самому себе. Я не знаю, что его мучает, но понимаю его агонию.

Я прекрасно осознаю риск на который иду. Опасность, которой я себя подвергаю, когда подхожу к нему сзади. Я не должна идти на это, но мысль о том, что я ничего не сделаю и буду просто наблюдать за ним, настолько болезненно невыносима, что сжимает мою грудь тисками. Горло сдавливает из-за растущего кома, скорость пульса под кожей достигает межгалактической скорости, но для меня есть только Мэддокс. Я делаю глубокий вдох и жду, подбирая момент, прежде чем обнимаю его за талию и прислоняю лицо к напряжённой спине. Он не позволяет мне держать его долго. Не принимает никакого утешения от меня. Он застывает. А потом реагирует. Мэддокс хватает меня за предплечье, обводит вокруг своего тела и прижимает к измазанной кровью стене. Всё это происходит словно одно движение, так плавное, что я едва успеваю ахнуть. Он просовывает своё колено между моих ног и толкает его вверх до тех пор, пока я не вынуждена оседлать его накаченное бедро.

Я боюсь посмотреть на него, но Мэддокс лишает меня этого маленького выбора, когда сметает рукой мои волосы и сжимает пальцы на моём затылке. Малейшее давления его пальцев заставляет меня мгновенно встретиться с ним взглядом. Он выглядит взбешённым. От него исходит такая угроза, что приличная доза страха ползёт вниз по моему позвоночнику.

— Тебе не стоило следовать за мной.

Это дикое рычание — всё его предупреждение, прежде чем он опускает голову и целует меня. Но это гораздо больше, чем просто поцелуй. Он наказывающий и грубый, нетерпеливый и пропитан пылающей яростью. Мэддокс хватает моё лицо, отчаянно держит мою голову, вцепившись пальцами, и изливает каждый последний кусочек своей необузданности в меня. Я ощущаю, насколько дико он чувствует себя в этот момент. Ощущаю его неукротимое желание. Ощущаю мрачность, голод и первобытность Мэддокса на вкус. И его привкус настолько сильный, что может вызвать зависимость.

Я наслаждаюсь.

Утопаю.

Дышу, когда он дышит.

Он — ветер, а я — дерево, изгибающееся и покачивающееся из-за его всеобъемлющей силы.

Поглощённая головокружением и чрезмерным желанием, я могу только постанывать и хныкать от горячей и скользкой чувственности его поцелуя.