Изумруд - камень смерти

У Козлова-Кацмана имелись свои излюбленные места отдыха - ночные клубы, казино и рестораны: "Каньон", "Катариненбург", "Эльдорадо", "Старая крепость", "Водопад", "Русалка" и пара заведений попроще. Одни он посещал чаще, другие реже, но каждую пятницу неизменно появлялся в "Русалке". В ночь на субботу там проходило эротическое "Экзотик-шоу", страстным поклонником которого был Иван, вообще неравнодушный к дамскому контингенту ночных заведений.

Рестораны в последнее время росли в Екатеринбурге, как грибы после теплого дождя. Они открывались на месте столовых и домовых кухонь, в домах культуры и кинотеатрах, сейчас в ход пошли уже административные здания, помещения которых подвергались переделке. "Русалку" приютил институт "Уралгидропроект", стыдливо спрятав за спину злачное заведение. Вход в ресторан находился позади здания, со двора. Но в этом были и свои плюсы: огороженная, хорошо освещенная, охраняемая стоянка, никаких прохожих и зевак.

Двор делился на две части решеткой из поставленных вертикально стальных пик. На дальней половине теснились институтские машины, две-три, не более, и целый автопарк, принадлежащий многочисленным арендаторам институтских помещений. Эта часть территории выглядела довольно запущенно, была изрядно замусорена и довольствовалась тем светом, что падал через решетку со стороны ресторана. Охрану же осуществляли не добры молодцы из вневедомственной охраны в полной милицейской форме, а дедушка Фролов из кирпичной кандейки, пристроенной к воротам. Когда начинало смеркаться, он крепко запирал ворота, забирался в свою сторожку и запирался в ней ещё крепче.

"Русалка" открывалась в десять вечера, но шоу начиналось ровно в полночь. Основная масса посетителей подъезжала к этому времени. После тяжелой трудовой недели пребывающие в состоянии постоянного стресса бизнесмены, менеджеры и просто "крутые" являлись снять напряжение, забыть о проблемах, отпраздновать успехи и, что называется, оттянуться на полную катушку. Кацман подкатывал к половине двенадцатого и в сопровождении телохранителя, пока второй ставил машину, бодро топал по выгороженному решеткой широкому коридору к помпезным стеклянным дверям, забавно выглядевшим на облупленном заднем фасаде института.

Ченшин дожидался его по другую сторону решетки, сидя в кузове потрепанного долгой эксплуатацией грузовика. Отсюда, с высоты, отлично просматривался освещенный ресторанный дворик. Впрочем, настоящей темноты ещё не было, просто высокие городские здания бросали тени, загораживали закатный свет. Поэтому во дворе стояли легкие сумерки. Тем не менее пижонские граненые фонари светили вовсю, спуская на асфальт конусы света. Из-за этого людям, шедшим под фонарями, казалось, что небо уже померкло до густой синевы и вокруг уже расползается ночная тьма. Машины въезжали во двор. Какой-то малый в кожанке указывал места для парковки, а небольшие компании весело шли продолжать гульбу, уже где-то начатую раньше, скорей всего, по офисам.

Сегодня Кацман задерживался, и Ченшин начал волноваться. У него вдруг промелькнула мысль, что израильтянин знает о готовящемся покушении, что Кентавр с Дыбой его опять подставили. Он нервничал все больше и уже готов был бросить свой пост, когда во двор вкатился перламутровый "форд", который он ждал. Ченшин, стараясь особо не высовываться, боком перевалился через борт кузова, встал на асфальт. Еще раз окинул взглядом пути отхода и, прижимаясь к автомашине, двинулся к решетке, на ходу надевая на правую руку резиновую перчатку. Вспотевшая рука плохо пролезала, и он помогал левой, оттягивая резину.

- Не нервничай, - чуть слышно сказал он сам себе одними губами, - все будет хорошо.

Перчатка, наконец, наделась. Ченшин вытащил из-за пояса пистолет и спустил предохранитель. Присел, скрывшись за высокой мордой грузовика, держа оружие обеими руками и прислушиваясь. Представил до мелочей знакомую походку жертвы, изученные после многочасового просмотра видозаписей жесты и характерные движения. И почти сразу услышал тяжелые, внушительные шаги, словно Кацман таким образом предупреждал всех окружающих: я иду!

Ченшин расставил ноги, сделал вдох-выдох, вытянул вперед руки, стискивающие пистолет, и начал медленно выпрямляться, прислушиваясь к приближающимся шагам. Иван, как и полагается крутому мужику, топал по середине прохода, не более чем в двух метрах от решетки, и по сторонам не глазел. Когда он появился в поле зрения, Ченшин выпрямился, подался вперед, навалился грудью и положил руки на капот автомобиля, жестко зафиксировав пистолет на этой удобной опоре. Он смотрел только на коротко стриженую голову Кацмана, надвигавшуюся на линию ствола, переходившего в глушитель. Через секунду линия прицеливания и висок Ивана совпали. Ченшин нажал курок. Он сделал это чуть нервно, но стиснутый обеими руками пистолет не дрогнул. Тут же нажал ещё раз, успев заметить, как дернулась голова, словно сбоку врезали кулаком.