Изумрудная книга

Кто-то должен умереть? Неужели именно поэтому Люси и Пол украли хронограф? Потому что цена показалась им слишком высокой, услышала я слова моей мамы. Цена — человеческая жизнь? В моей памяти сразу же всплыли сцены из фильмов, с перевёрнутыми крестами, человеческими жертвами на алтаре и мужчинами в капюшонах, которые бормотали про себя таинственные заклинания. В принципе, на хранителей эти дядьки не слишком походили, за некоторым исключением, конечно.

Гидеон смотрел на меня выжидающе.

— Пожертвовать жизнью одного ради спасения многих? — пробормотала я. — Нет, я думаю, что цена слишком велика. Просто из прагматических соображений. А ты как думаешь?

Гидеон молчал. Его взгляд блуждал по моему лицу, а рука продолжала играть с моими локонами.

— Да, я тоже так думаю, — сказал он наконец. — Не всегда цель оправдывает средства.

— Значит ли это, что теперь ты иногда не исполняешь того, что требует от тебя граф? — не выдержав, несколько грубовато осведомилась я. — Например, играешь с моими чувствами? Или с волосами?

Гидеон убрал руку и удивлённо на неё уставился, будто бы она принадлежала не ему, а кому-нибудь другому.

— Я вовсе не… Граф вовсе не приказывал мне играть с твоими чувствами.

— Ах вот как? — в одно мгновение я снова страшно на него разозлилась. — А вот мне он что-то такое поведал. Странно, он был так восхищён твоим профессионализмом. Хотя, к сожалению, в твоём распоряжении было совсем мало времени для того, чтобы подчинить себе именно мои чувства, ведь так долго ты бился над неправильной жертвой — Шарлоттой.

Гидеон вздохнул и провёл по лбу ладонью.

— Мы с графом действительно несколько раз говорили о… в общем, мы провели с ним несколько мужских бесед. Он считает, — и, прошу тебя, учитывай, что этот человек жил более двухсот лет тому назад, так что ему вполне можно простить подобные взгляды на жизнь! — так вот, он считает, что действия женщины полностью подчинены чувствам, в то время как мужчина руководствуется разумом. Поэтому для меня было бы гораздо удобнее, если бы моя напарница по путешествиям во времени в меня влюбилась, тогда её действия в сложных ситуациях всегда можно было бы взять под свой контроль. Я думал…

— Ты…! — гневно перебила я. — Ты думал, что тогда я тоже буду следить за тем, чтобы всё получилось.

Гидеон распрямил свои длинные ноги, встал и принялся расхаживать по комнате туда-сюда. Он вдруг показался мне измученным и уставшим.

— Но я ни к чему тебя не принуждал, так ведь, Гвендолин? Даже напротив — часто презрительно к тебе относился.

Я смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

— И за это я должна быть тебе благодарна?

— Конечно, нет, — сказал он. — То есть, наверное, да.

— И за что же?

Он окинул меня гневным взглядом.

— Ну почему девчонки с ума сходят только по тем подонкам, которые обращаются с ними просто ужасно? Милые мальчики, очевидно, им совсем не интересны. Иногда уважение девочек довольно сложно удержать, — он продолжал метаться по комнате широкими яростными прыжками, словно разъярённый тигр. — Мальчишкам с оттопыренными ушами и прыщавым лицом в женском обществе ловить совершенно нечего.

— Насколько же ты циничный и скользкий тип, — я замерла от неожиданного поворота нашего разговора.

Гидеон пожал плечами.

— Спрашивается, кто это из нас ещё скользкий тип. Или, может, ты позволила бы поцеловать себя мистеру Марли?

На какой-то миг я почувствовала, что теряю позиции. Маленькое, малюсенькое зёрнышко правды в его словах, возможно, и было… Но затем я отрицательно покачала головой.

— Твои сногсшибательные обоснования не учитывают ещё кое-какой решающий фактор. Я бы в жизни не позволила тебе себя поцеловать, несмотря на всю распрекрасную непрыщавость твоего лица — кстати, молодец, самооценка у тебя будь здоров, — если бы ты не лгал мне и не притворялся, что чувствуешь ко мне что-то, — на моих глазах тут же выступили слёзы. Но я продолжала говорить, хотя голос мой дрожал. — Я бы… не влюбилась в тебя.

Ну а если бы и влюбилась, то никак бы это не проявила.

Гидеон отвернулся. Какое-то время он стоял неподвижно, а затем неожиданно изо всей силы пнул ногой стену.

— Чёрт побери, Гвендолин, — процедил он, сцепив зубы. — Ты так серьёзно принимаешь всё на свой счёт? Только я, значит, вышел виноватым во всей этой истории? Мне кажется, это ты постоянно врала мне всё это время.

Пока я пыталась придумать ответ — да уж, Гидеон не выбирал выражений — я почувствовала, как подкатывает знакомая тошнота, но на этот раз мне было плохо как никогда. В испуге я прижала к груди «Анну Каренину». Складывать еду обратно в корзинку я уже точно не успевала.

— Ты действительно разрешила себя поцеловать, но никогда мне не доверяла, — донеслись до меня слова Гидеона. — Завершение этой речи я уже не услышала, потому что снова оказалась в настоящем, и должна была сосредоточить все свои усилия лишь на том, чтобы меня не стошнило прямо у ног мистера Марли.