Изумрудная муха

– Таких героев, как я, было много – вся армия. Медаль Героя давали особо отличившимся. За выполнение особых заданий.

– Орёл! – похвалил его дедушка. – А когда домой?

На него зашикали, дед смущённо умолк. Мурочка защебетала что-то про Ялту, где они тем летом собирались отдохнуть и подлечиться.

Они уехали, и мама с бабушкой долго шептались на кухне, за что-то ругая тётю Муру. Мужчины не вмешивались. Люба опечалилась, она поняла, что Степан Кузьмич теперь у Мурочки главный и что прогулок с Мурочкой у неё больше не будет. Но вскоре утешилась: ей разрешили гулять одной во дворе, у неё появились подружки из дома и из соседних домов. Семьи возвращались из эвакуации. Рядом в школу попала бомба, и девчонки в обломках кирпича и щебня искали цветные стёклышки и пёстрые осколки разбитой посуды, обменивали их друг у друга – такая была игра. Детские игрушки тогда были редки, чаще самодельные. Потом во дворе началась стройка (достраивали новую секцию дома), и новой игровой площадкой стал Лаврушинский переулок – там, где в конце его пересекает Большой Толмачёвский. Здесь мостовая расширялась, образуя небольшую площадь в треугольнике между большим домом, в котором жила Люба, старыми домишками напротив и библиотекой Ушинского в основании треугольника. Это обширное пространство девчонки из округи облюбовали для своих игр и с утра до вечера здесь играли в салки, в прятки, в лапту и в классики, расчерчивая мелом прямо на мостовой квадраты. Играли в мяч со странным названием «штандер». Скакали через верёвочку. Бегали наперегонки. Машин почти не было, а если и проезжали, то осторожно, снижая скорость. Здесь никто детям не запрещал громко кричать или хором играть в «считалки», дошедшие до них от старших или от старых нянь (фольклор, имевший дореволюционное происхождение и переходящий из поколения в поколение). «На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой?» Или: «Раз, два – кружева, три, четыре – нос в черниле, пять, шесть – кашу есть, семь, восемь – сено косим, девять, десять – Акулина тесто месит…» В смысл никто не вдумывался, важным было развитие игры – кто-то выбывал, кто-то отправлялся «водить», то есть искать спрятавшихся. Сюда под пение горна пионервожатые из окрестных школ на зависть дошкольников приводили свои отряды, здесь принимали в пионеры, маршировали и репетировали спевки к праздникам, играли в гимнастические игры – строили живые пирамиды. Мальчишки играли в футбол в Лаврушинском между Третьяковкой и художественной школой, там был широкий тротуар и не гоняли местные бабушки, защищавшие свои окошки. Милиционер в будке у входа в Третьяковку наблюдал игру, иногда, как судья на поле, свистком проявляя свой активный интерес. Но к концу сороковых автомобильное движение на дорогах оживилось, машины стали чаще проезжать по переулку, и милиционеры вытеснили девчонок в сквер, где места было меньше, но на большой аллее можно было играть и в мяч, и в другие игры. Они, конечно, мешали прохожим, но и прохожие мешали им. Мальчишки ушли играть в футбол на пустыри, а в войну они по-прежнему играли во дворах. Детвора изобретательна.

В сорок шестом осенью Люба пошла в школу. Началась другая жизнь. Тётя Мурочка со Степаном Кузьмичом по давно заведённой в семье традиции приезжали на именины к бабушке Соне и к деду Ивану. Степан Кузьмич сменил военную форму на синий костюм из Мосторга, медали Мурочка ему прилаживала на лацкан пиджака. Мурочка всё молодела и хорошела: теперь она была не рыженькой, какой была от природы, а яркой блондинкой, явно в подражание то ли Любови Орловой, то ли Валентине Серовой. Бабушка говорила, что Мурочка взяла эту моду от западных киноактрис – тогда в кинотеатрах крутили трофейные фильмы. Елизавета Ивановна благоволила к Степану Кузьмичу: устраивала счастливую чету на спектакли своего театра, подарила билеты на «Лебединое озеро» и на «Спящую красавицу» в Большой, по знакомству доставала билеты в Театр оперетты, до которой они оказались большими любителями. Однажды устроила их троих вместе с Любой на утренник в цирк. Но Люба чувствовала, что бабушка с дедом Степана Кузьмича почему-то жалели. А Мурочку осуждали.

Люба с Татьяной участвовали в школьной самодеятельности, пели в хоре Дома пионеров на Полянке, Татьяна привлекала её к общественным мероприятиям – к экскурсиям, спортивным соревнованиям, сборам по озеленению пришкольного участка – их увлекало всё, что делалось сообща, гурьбой, весело. Люба была с ленцой, ей бы полежать в постели с книжкой, помечтать, но это редко получалось – Танька её тормошила, придумывала новые и новые мероприятия.

Люба пришла домой с Татьяной. У бабушки были гости – Мурочка и Степан Кузьмич. Они пили чай на кухне. Он всё время шутил, а Мурочка заливалась смехом, как колокольчик.

– Вытянулась, скоро барышней станет, – говорила тётя Мурочка, обнимая и целуя Любу. – Любонька, скажи-ка, ты ещё не влюблена? В какого-нибудь шалуна из соседней школы?