Изумрудная скрижаль

По вечерам, когда она всматривалась в надвигающиеся сумерки, мечтая прижаться к тёплому плечу, она и придумала эту фразу. А потом ещё одну и ещё. В свою вечернюю молитву она собрала всё когда-то услышанное и выстраданное и повторяла её каждый вечер: «Есть я. И я должна научиться любить себя. Если мне будет хорошо с кем-то вдвоём, я буду любить и его. Но я – это я. И я научусь жить одна, не надеясь на «надёжный тыл» и «крепкое плечо». Мой тыл – это моя вера в себя, моя забота о себе, моя любовь к себе. Я не хочу больше дробиться на части, теряя себя во времени, в событиях и людях. Я есть высший смысл моего существования, маленькая вселенная, целостная и прекрасная. У меня есть всё, что мне нужно, и я счастлива сама с собой, потому что я люблю себя, а значит, люблю всех. И когда я целостная, никто не сможет причинить мне вред, никто не сможет меня обидеть, ведь я – это я, а он – это он. И если мы встретились, и нам хорошо вместе, то так и будет. А если нет, то у каждого из нас свой путь в огромном пространстве, где есть всё.

Где не нужно толкаться, забирая у другого славу, деньги, признание, возможности. Нужно просто любить себя, знать, чего ты хочешь, и идти навстречу своему желанию».

А потом она поняла, что у неё будет малыш. И всё изменилось.

3

Под утро сильно заныл живот. Инночка попыталась встать. Что-то плюхнулось между ног.

– Воды отошли! – послышался шёпот разбуженной соседки.

Дальше было как во сне. Её куда-то вели, о чём-то спрашивали, что-то кололи. Потом стало так больно, что она боялась дышать. Боль пульсировала, растекаясь по телу, чтобы затем сжаться внизу живота и уже через секунду забраться в поясницу и затихнуть только для того, чтобы повторить всё сначала.

Где-то там, снаружи её тела, где не было боли, суетились, кричали, надевали халаты, заправляли капельницу…

– Тужься, тужься! – хрипела прокуренным голосом акушерка.

И вдруг боль исчезла, и секундная тишина взорвалась обиженным детским плачем.

– Мамочка, у вас мальчик!

Акушерка осторожно положила ей на грудь прикрытого пелёнкой мокрого младенца. Толстый жгут пуповины тянулся вниз и напоминал длинный хобот маленького слонёнка. Малыш скривил рот, зачмокал губами и уставился синими глазищами в лицо матери.

– Маленький мой.

Ребёнок обиженно всхлипнул, пристраивая головку на груди матери, зевнул и закрыл глаза.

Инночка с опаской погладила его по влажной спине.

Дверь в родзал распахнулась, впуская Герхарда в развевающемся халате, хмурого главного врача больницы, охранника и перепуганную медсестру приёмного отделения.

– Молодой человек, – загораживая собой кресло, на котором лежала роженица, затараторила акушерка, – сюда нельзя, слышите, нельзя!

– Надо же, чуть не опоздал! – немного удивлённо воскликнул Герхард. Он растерянно посмотрел сначала на Инночку, затем на белый свёрток на её груди.

Главный врач деловито пощупал у роженицы пульс, надавил на живот и удовлетворённо кивнул.

– Инна Александровна, что же Вы не сказали? – он склонился к новоиспечённой мамаше. – Мы с Герхардом, как-никак, много лет дружим.

Затем, развернувшись к Герхарду, возмущённо добавил:

– Ну откуда мне знать, что это твоя жена? В карточке вместо мужа – прочерк…

Растерявшийся охранник застыл возле двери, вытер выступившие капли пота на красном то ли от жары, то ли от смущения лице и в ожидании распоряжений посмотрел на главного врача. Тот, не оборачиваясь, махнул ему рукой: отстань, мол, всё в порядке, и поторопил акушерку.

– Заканчивай, заканчивай обработку и в палату.

– Как ты? – Герхард провёл рукой по Инночкиным волосам. Они были влажными. Две прядки прилипли к щеке, и он, бережно отодвинув их, погладил её.

Малыш зашевелился, засопел, приподнял голову.

– Ух ты! – расплылся в счастливой улыбке отец и осторожно поцеловал ребёнка в лобик.

«Всё будет хорошо», – подумала Инночка Горелова, вдыхая запах любимых волос. А Герхард, склонив голову, неотрывно смотрел на новорождённое чудо.

Эпилог

1

Розовая полоска плавно переходила в голубоватый купол неба. Ниже лежала тёмная вата облаков, в которую медленно погрузился самолёт. В салоне были трое: двое мужчин и спящий ребёнок.

– Ты уже решил, кому оставишь воспоминания? – негромко спросил Леонардо у своего соседа.

– Решение принимали без меня, – ответил тот.

– Значит, всех?

– Без исключения.

– Ну а как же любимая женщина? Что будет с ней?

– Я вернусь опять в девятое марта. Утром она простится с Герхардом Вагнером, которого срочно вызвали на работу в Хайдельбергский университет. Ну а моё появление в роддоме пусть останется…

Леонардо перевёл взгляд на спящего ребёнка.

– Чтобы вернуть малыша, нужно прийти не позже, чем его начнут искать.

Герхард согласно кивнул.

– А что с твоим сыном?

Лицо Герхарда оживилось.

– Чудесный мальчик. Мне разрешили сохранить его в Энрофе. Инна такая смешная: рыжая и счастливая.

– Для них ты всегда будешь профессором из Германии…

– …читающим лекции по всему миру, – усмехнулся Герхард. – Тебе ведь тоже придётся покопаться кое у кого в голове? Надеюсь, твою группу увеличили?