Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)

Окруженные со всех сторон «франками», изолированные от других мусульманских государств, правители Ачеха все чаще и острее стали понимать необходимость защиты завещанной отцами веры перед опасностью христианского вторжения. Объявивший себя потомком сразу и Адама, и Александра Македонского, и пророка Магомета султан Искандер Муда за тайные связи с кафирами приказал обезглавить собственного сына. Владыка принял титул махкота алам — венец мира — и объявил европейцам священную войну. В начале XVII века он несколько раз осаждал португальскую А-Фамозу, с наемной армией из фанатичных арабов и турок наводившей ужас на все европейские опорные пункты в Юго-Восточной Азии. В 1871 году голландцы, уже правившие почти всем архипелагом, решили прибрать к своим загребущим рукам и Ачех. Но надежду на скорую победу им пришлось оставить сразу же. Не одна сотня голландских солдат сложила головы в ощетинившихся копьями и кинжалами ачехских джунглях. Но через двадцать лет после начала войны в одном из боев погиб предводитель народного ополчения Теунгку Чик Ди Тиро, боевой дух партизан упал, и правящая элита Ачеха приготовилась уже послать в Батавию делегацию для выработки условий капитуляции.

В этот критический момент на поле брани появилась бесстрашная Чут Ньяк Дьен, индонезийская Жанна д'Арк. Дочь аристократа, жена и мать, она оставила уютный дом, любимого сына и бросилась в боевой мужской одежде в пламя партизанской войны. Весь Ачех услышал ее страстный клич: «Священный Коран или вечный позор, родина или смерть!»

Отважная женщина не выпускала из рук оружия 30 лет. Героический дух Чут Ньяк Дьен воодушевлял ачехцев на сопротивление иностранному игу и после того, как султан Ачеха сдался на милость колонизаторов. С горсткой единомышленников она продолжала вооруженную борьбу до тех пор, пока в 1903 году ее, 55-летнюю, немощную, не взяли в плен. И в момент пленения она пыталась оказать сопротивление, но молодому, здоровому лейтенанту не стоило труда выбить кинжал из рук полуслепой, обессилевшей от многолетних скитаний по негостеприимным джунглям женщины.

Котараджа, столица Ачеха, загудела встревоженным ульем, когда в нее привезли под конвоем Чут Ньяк Дьен. Каждый мусульманин хотел припасть к ногам легендарной воительницы за свободу и веру. Власти поспешили вывезти ее с Суматры. Она была упрятана в глухую деревушку Сумеданг в горах Западной Явы. Там совсем лишившаяся зрения, одинокая, оторванная от страстно почитаемой священной ачехской земли, не склонившая головы героиня скончалась в 1908 году.

На единственном сохранившемся портрете она запечатлена молодой, только что вставшей на долгий путь суровых испытаний. Решительный разворот головы, плотно сжатые губы, строгость одеяния говорят о решимости женщины до конца пройти избранной стезей, непреклонной воле, преданности идее. Блуза со стоячим воротником, перекинутый через правое плечо, как военная перевязь, шарф подчеркивают бескомпромиссность характера. И вместе с тем огромные, широко расставленные глаза выдают в Чут Ньяк Дьен нежную женщину. В них — едва уловимая печаль молодой красавицы, которой пришлось отказаться от предначертанной природой и происхождением доли и взвалить на свои хрупкие плечи бремя, посильное далеко не каждому мужчине.

В 1958 году первый президент независимой Индонезии Сукарно подписал правительственный указ о присвоении славной дочери Ачеха посмертно почетного звания Национальный герой Индонезии. Ее скромную могилу в Сумеданге местные жители почитают как святыню. После пятничных молебнов и по мусульманским праздникам к ней приходят люди и посыпают ее лепестками цветов. Надгробье из серого камня ничем не выделяется среди других захоронений. Отыскать его на кладбище за высокой стеной мне помог служка из действовавшей при мечети мусульманской школы.

Когда я его спросил, почему богатая, сытая Чут Ньяк Дьен добровольно обрекла себя на страдания, служка коротко ответил:

— Тидак сенанг.

Я еще раз столкнулся с неисчерпаемостью этого выражающего сущность индонезийского характера словечка «сенанг». Словарь переводит его как «удобство, покой». Случаи его применения индонезийцами бесчисленны. Ходить по пятницам в мечеть — сенанг, курить сигаретку с гвоздикой — сенанг, играть с детьми — сенанг, иметь покладистую жену — сенанг, сидеть в дождь под крышей — сенанг и так до бесконечности. Пока у индонезийца мир в душе, пока ничто его не тревожит, не раздражает, пока он не напрягается — он сенанг. В противном случае он — тидак сенанг.

Очень тесно с этим всеобъемлющим понятием переплетается другая жизненная категория — чочог, что в переводе означает «соответствие». Все в мире, считают индонезийцы, должно быть в гармонии, все должно подходить,как, скажем, ключ к замку. Если муж и жена чочог, то брак счастливый, если погода и земля чочог, то будет обильный урожай, если работа и человек чочог, то ждите хороших результатов труда. Если все чочог, то индонезиец — сенанг.