В «Рату-плаза», «Саринах» или других фешенебельных магазинах центра товары рассортированы, лежат аккуратненько на бархате, под стеклом. А здесь все вперемежку, грудами, покрыто пылью, в смятых коробках, рваных пакетах. И тем не менее барометр торговой погоды не в центре, а здесь, на Пасар-паги. Сюда едут бизнесмены узнать рыночную конъюнктуру, заключить оптовую сделку на сотни миллионов рупий.
Заправляют Утренним базаром лица китайского происхождения. Им не занимать деловой хватки, терпения, гибкости. Не сажай грушу, говорят они, если не уверен, что тебе придется отдохнуть в ее тени. Этот практицизм сложился в силу ряда причин. Уехать китайцу из Китая, оторваться от могил предков крайне тяжело. Родные края покидали только под давлением чрезвычайных обстоятельств и наиболее предприимчивые люди. При этом обязательно с мыслью вернуться домой, но, разумеется, с набитым золотом карманом.
Стремление подзаработать будило в иммигрантах инициативу, взращивало способность приспособляться к разным условиям. Кроме того, освободившись от жестокого регламента жизни на родине, они давали волю изобретательности, самостоятельности. В странах Южных морей, богатых природными ресурсами и населенных народами с терпимостью к чужой системе жизненных ценностей, китайцы развили в себе способность к предпринимательству, посредничеству, ростовщичеству.
Традиционно важнейшая основа социального порядка в Китае — культ семьи и клана — осталась фундаментом китайской общины и в Индонезии. И здесь в семьях китайцев интересы дома стоят выше личных запросов каждого из его обитателей. С пеленок китайцы приучаются приносить свои чувства в жертву семье, превыше всего ценить клановые, общеобязательные идеалы. Более того, в условиях иммиграции, языковой и культурной несовместимости, чуждого, хотя и не враждебного окружения постулат Конфуция «Государство — большая семья, а семья — малое государство» приобрел еще большее значение. Он стал формулой выживания и утверждения на чужих берегах.
Хозяева Пасар-паги не тратят время попусту. Помыслы их и действия пронизаны рационализмом. Здесь не встретишь оригинальность духовных запросов, небудничность эмоций, накал страстей. Возвышенной поэзии нет, кругом — деловая, бухгалтерская проза. На донышке чашек для риса написано: «Пусть всегда будет полной», на алтаре в лавке: «Да наполнится помещение золотом», над дверью в доме: «Благополучия во все времена года».
Деловитость китайцев чувствуется даже в таком вроде бы располагающем к отрешению от мирской суеты месте, как храм. Он тут же, недалеко от Пасар-паги. В нескольких, соединенных коридорами желтых зданиях, под крышами с загнутыми углами-драконами, за густо покрытыми черными и красными иероглифами стенами — десятки алтарей. Внутри — выжимающий слезы из глаз густой дым благовоний, тускло светящиеся в сумраке огромные бронзовые курильницы, прячущиеся за тяжелыми, плотными занавесями святые угодники.
Китайское божественное начало не похоже на наделенных человеческими качествами Брахму или Будду, Иисуса или Аллаха. Оно безразличное к человеку Небо. К нему невозможно испытывать теплое чувство любви, им нельзя восторгаться. Не вызывает оно ни душевного трепета, ни рабского самоуничижения. Китайцы относятся к Небу почтительно, как к высшему олицетворению разума и целесообразности. Они уважают его, как дети отца, с той лишь разницей, что считают себя земными детьми, а его — небесным отцом.
О рационализме религиозных взглядов китайцев говорит их гипертрофированный культ предков, через общение с которыми они надеются заручиться помощью Неба. Самый распространенный прием общения — гадания, которые сопровождаются подношением даров. Цель обряда заключается в извещении предков о своих намерениях и выяснении их отношения к ним: дают они благословение или нет, будут содействовать в осуществлении замыслов или откажут в покровительстве.
В храме я наблюдал за стариком, занятым гаданием. Опустившись на колени перед алтарем, он долго тряс в руках бамбуковый пенал, наполненный пронумерованными плоскими палочками, пока одна из них не выпала на пол. Старик воткнул ее в песок курильницы, спрятал в клубах благовонного дыма и принялся бросать на пол половинки деревянного «банана». Деревяшки упали разными плоскостями. Старик пошел к кассе и из нужной ячейки вытащил бумажку с «предсказанием» на китайском и индонезийском языках.