Изумрудное пламя

Его кошель – кошель покойного Хокингема, напомнил он себе, ухмыльнувшись, – заметно похудел после того, как он расплатился со стражниками, и еще похудеет, когда они вернут ему леди Джоанну живой и невредимой. Ему было все равно, что они сделают с остальными паломниками... хотя, вроде, у них нет с собой ничего ценного, разве что у торговца и бледной графини. Если разбойники, которых он нанял, захотят изнасиловать всех женщин и перерезать глотки всем мужчинам, чтобы забрать их одежду, пусть их, лишь бы они не тронули наследницу. И тогда сбудутся его мечты.

Едва Лондон остался позади, леди Кларисса начала свое печальное повествование о жизни с бароном. Он взял ее в жены, едва ей исполнилось четырнадцать лет, польстившись на приданое, жаловалась она Джоанне. Привез ее в замок, а там любовница, дочь одного из его рыцарей, всем распоряжается, а когда она сказала, что так не полагается, он посадил ей по синяку на оба глаза. С этой минуты Кларисса возненавидела барона, однако это не мешало ему каждую ночь приходить к ней, ибо больше всего на свете он жаждал наследника. Кларисса тоже хотела ребенка, и даже сильнее, чем ее супруг. Если бы она забеременела, барон обратил бы свою похоть на любовницу (которая, кстати, тоже не беременела два года, пока задирала ноги для ненасытного барона), а если бы родила сына, как он требовал от нее, то, может, и вовсе оставил бы ее в покое. Если родится ребенок, неважно – мальчик или девочка, она отдаст ему всю свою любовь, которая не понадобилась барону, а потом научит его ненавидеть отца с такой же страстью, как она сама.

Однако, несмотря на старания барона, несмотря на молитвы и посты, понести она не смогла и теперь в отчаянии, потому что барон начал поглядывать на наследницу соседнего замка, которая была пятью годами моложе Клариссы и намного богаче. Он как бы шутя все время рассказывает Клариссе о ней, это своей жене о женщине, которую хочет взять вместо нее. Говорит, что, даже если его семя упадет рядом с ней, она все равно понесет от него.

– А что он может сделать? – спросила Джоанна. – Вы ведь его жена не первый год, и он не выбросит вас так просто, чтобы взять другую?

– Глупышка, – вздохнула графиня. – Были бы деньги, а церковники уж найдут что-нибудь и расторгнут брак. Самое интересное, что заплатит-то он моими деньгами! Кстати, ему будет нетрудно все устроить, ведь мы на самом деле дальние родственники. И он, и мой отец знали об этом, но ничего не сказали священнику.

– А что будет с вами? Может, вы еще найдете свое счастье?

Леди Кларисса горько рассмеялась.

– О нет, милая Джоанна. Кто возьмет бесплодную отвергнутую женщину?! Да еще не первой молодости! Нет, мне остается только монастырь.

– Разве это так плохо? Разве это хуже, чем жить с человеком, который бьет вас, насилует и еще держит при себе любовницу? Я слышала, многие женщины уходят в монастырь добровольно и живут там счастливо в окружении книг и рукописей.

Графиня пожала плечами.

– Это не для меня. Боюсь, я не настолько набожна, да и трудно мне будет выдержать в четырех стенах высохших девиц, брошенных жен, вроде меня. Нет, лучше умереть. Если меня найдут со сломанной шеей около лестницы, кому придет в голову задавать ненужные вопросы? Так даже хлопот меньше. Ах, вечно мне что-нибудь мерещится! Вот помолюсь Пресвятой Богородице, и все будет хорошо. Язык у меня! Еще напугаю вас, и вы не захотите замуж! Не все мужья такие плохие. Большинство – самые обычные... мужчины, – смущенно проговорила она, обращая растерянный взгляд на Джоанну.

Сердце девушки разрывалось от жалости, хотя она понимала, что графиня просто боится покинуть «безопасный» замок и поискать для себя какую-то другую жизнь, поэтому предпочитает оставаться с бароном, который вполне может в один прекрасный день решить, что юная и здоровая жена стоит одного убийства.

Она порадовалась, что не она наследница, а ее брат и что Вильям позаботился подыскать ей своего вассала, а не какого-нибудь барона, добиваясь его расположения. Вызвав в памяти ангельское лицо Годфри, Джоанна подумала, что вряд ли он умеет хмуриться, а уж бить ее и вовсе никогда не будет. Нет, они будут счастливы.

А если нет? Где и у кого ей тогда искать защиты?

Для женщин нет другого пути, кроме как замужество или монастырь. Какой закон поможет ей, если ее муж окажется злодеем? Сколько же женщин мучается и страдает в браке, как леди Кларисса!

В полдень францисканцы разложили под буком большую квадратную скатерть, а на ней еду, которой их снабдили в монастыре: черный хлеб, сыр, пиво в бурдюке. Если кто не хотел пива, мог напиться из ручья, весело плескавшего поблизости. Паломники расселись вокруг скатерти.

Джоанна обратила внимание, что старый рыцарь последним взял свою порцию и устроился поодаль возле молодого деревца, чтобы избавится от любителей поговорить.

– Хм, – пробурчала Марджери Эпплфилд, тяжело плюхаясь рядом с Джоанной. – Думает, будто он лучше всех.

Джоанна заметила, как сэр Нивард сухо оборвал ее, когда она попыталась с ним заговорить.