Изумрудное пламя

Мэтт – рыжеватый, веснушчатый крепыш. Питер очень похож на брата, только более угрюмый. Все они неплохие ребята, но она не испытывала к ним ни Любви, ни страсти, ни хотя бы расположения. Ее влекло только к Мэйсу. Любой брак с кем-нибудь из них был всего лишь сделкой: ты мне – я тебе.

Следующим подошел Уайт Тетчер. Он был на дюйм ниже ее и хорохорился, словно ярмарочный петух. Он был прощелыгой, авантюристом, шарлатаном, мечтавшим завоевать Калифорнию своими патентованными лекарствами. Эмери попыталась представить себя рядом с ним за игральным столом или участницей презентации его лекарств и горько усмехнулась.

Даже Билл Колфакс, словно ненароком, прошелся около ее костра. Вот уж за него она точно никогда не выйдет. Зик Йорк был последним, кто «совершенно случайно» проходил рядом. Только Мэйс Бриджмен не пришел.

Эмери знала, что Мэйс вернулся в лагерь. Она видела его, занятого починкой уздечки. Но он предпочёл сделать вид, что не замечает ее, и вскоре присоединился к трапезе Уайта Тетчера.

«Ну что же, – думала Эмеральда, – он держит слово, которое дал. И, конечно, ничего не сделает, чтобы спасти меня».

Обеденная стоянка казалась бесконечной. Эмери едва притронулась к еде. Всю работу она делала автоматически, мысли ее были заняты другим.

«Мэйс! – кричало ее сердце. – Мэйс, как же ты можешь?!»

Наконец отдых кончился, и вновь она сосредоточилась на управлении повозкой. Никогда переход не казался ей таким долгим и утомительным. Солнце палило так, что каждый шаг давался с трудом. Она поймала себя на том, что смотрит на повозку со злостью и страхом. Ей тут же вспомнился Оррин: как он дрожал над колесами и осями! Только бы они выдержали! Только бы продержаться…

Хорошо, что Кальф с Гертрудой. Но это сегодня, а завтра?..

Когда солнце уже опускалось, один из волов, самый слабый, отказался тянуть. Она щелкала рядом с ним кнутом, но вол только уныло смотрел на нее.

Эмеральда стерла с лица пыль, почувствовав ее горьковатый вкус во рту. Если падет этот вол, у них останется всего пять. Придется облегчить повозку. А что, если умрет еще один?

«Неудивительно, что Оррин постоянно был раздражен, – подумала она вдруг – Есть от чего портиться настроению».

Когда они остановились на ночлег, Эмеральда пошла к Гертруде.

– Я… Боюсь, вы оказались правы, – сказала она так тихо, что Гертруда подалась вперед, чтобы расслышать ее. – Наверное, мне действительно нужен мужчина в помощь.

– Я знала, что ты придешь к этому выводу, – ответила Гертруда. – Прости, дорогая.

Глава 30

Одинокий Волк устал. Рана, оставленная пулей на его правой руке, болела, несмотря на все растирания и мази. Раньше ему не раз приходилось испытывать боль, много шрамов оставили на его теле враги, не раз он попадал под камнепад в горах, подвергался нападению диких зверей, и всегда все обходилось. Но на этот раз его ранил белый человек. Наверное, в рану попал какой-то незнакомый ему яд.

Одинокий Волк покинул лагерь, оставив женщин хоронить мертвых и заботиться о раненых, и вот уже несколько дней следовал за караваном, стараясь держаться так, чтобы его не заметили. И это ему удавалось. Белые люди были наивны, словно дети. Они вели себя так неосторожно, что Одинокий Волк постоянно видел их. Весь маршрут был как на ладони. Вот прошла одна повозка, следом – другая, оставляя на земле глубокие шрамы. Вот и свежие отметины пребывания белых: разбросанные повсюду, где проходил караван, предметы. Безумцы! Их лошади и волы выедали плеши в побуревшей летней траве, которой не так много осталось.

Одинокий Волк знал, что белых не волнует то, что они делают с землей. Зачем, спрашивал он себя, они покинули свои земли и идут сюда? Для чего им нужно все больше и больше земли?

Он не мог с уверенностью ответить себе, зачем последовал за караваном. Может, из-за того, что белые убили его воинов, или из-за того, что превратили в кровавое месиво руки Встающего Солнца?

А может, всему виной была Зеленоглазая Женщина? Он спросил ее, как часто делают с пленницами, хочет ли она стать его женой, и она ответила согласием. Но слова ее ничего не стоили. Она сбежала…

При мысли о ней Одинокий Волк каждый раз испытывал жгучую боль. Он вспоминал ее кожу, бледную, как лунный свет, как снежные шапки на горных вершинах, и глаза, зеленые, как трава весной.

Он потерял Зеленоглазую Женщину и хотел ее вернуть. Она постоянно снилась ему. В странных, тревожных снах он продирался к ней сквозь густой подлесок с неистовой настойчивостью, но так и не достигал ее.

Он не знал, что означают эти сны. Однако прекрасно понимал, какой опасности подвергает себя, следуя за караваном белых в одиночку. При всем своем тупоумии белые имеют ружья, которые могут убивать и ранить на большом расстоянии.

Но среди белых был один такой же хитрый и умный, как индейцы. Это он почти вплотную подобрался к лагерю и сутки пролежал в ручье незамеченным. Это он освободил Зеленоглазую Женщину и изуродовал руки Встающему Солнцу.

Одинокий Волк с удовольствием бы встретился с этим белым в честном бою. Почетно одолеть такого храброго и хитрого врага, даже если он белый.