Изумрудный остров

— Как ты думаешь, когда она отсылала эту картину в подарок моим бабушке и дедушке, она могла предположить, что ты когда-нибудь окажешься здесь?

Килин ласково улыбнулась девочке и, подумав, ответила:

— Моя мама была необыкновенным существом и была уверена, что в человеческой власти прокладывать магические тропы судьбы. Она знала, что со смертью путь человека не пресекается... Я не знаю, о чем она думала, когда создавала этот пейзаж, когда отсылала его Дэрмоту по случаю его бракосочетания, но, безусловно, предполагала, что часть ее души всегда будет с ним. С одной стороны, этот подарок должен был стать прощальным, а с другой — осветил собой новую стезю. Теперь, как свидетельство счастливого брака, эта картина нашла место в новом доме, предназначенном для нового поколения Кинкейдов. И именно здесь мне посчастливилось увидеть одну из лучших живописных работ моей мамы, еще раз вспомнив о ее большой любви... У меня нет сомнения, что это — послание моей мамы ко мне, которое, наконец, меня нашло.

Гаррет внимательно выслушал Килин. Он мог согласиться, что это некое послание им обоим. Но каково его содержание, оставалось неясным.

— Килин! — обратился он к ней, но в эту секунду зазвонил ее сотовый телефон.

— Джексон! Рада слышать тебя! — отозвалась Килин.

Было очевидно, что девушка искренне обрадовалась неожиданному звонку. Она вышла из комнаты.

Гаррет в который раз внимательно посмотрел на пейзаж. Он слышал голос Килин, его тон постепенно изменялся, становился вкрадчивым.

— Да, я знаю, — говорила в трубку Килин. — Связь очень плохая. Это вообще мой первый телефонный разговор за все те дни, что я здесь нахожусь. И никаких сообщений я тоже не получала. Джексон, повторяю, очень плохая связь...

Гаррет невольно стал прислушиваться к ее разговору. Он почувствовал злость к внешнему миру, который напомнил Килин о себе этим неуместным звонком.

— Джексон, они могут принять это решение и без меня.

Гаррет видел ее напряженный силуэт в дверном проеме. По интонации он предположил, что она сейчас хмурится. Он даже не замечал, с каким вниманием и любопытством наблюдает за ним в эту минуту его дочь.

— Когда? Завтра?.. В какое время?.. Джексон, это излишняя предосторожность, уверяю тебя! Ладно, я поняла твои опасения. Я буду. Ручаюсь... — В этот момент Килин подняла глаза на Гаррета и поняла, что он следил за ней и слышал каждое ее слово.

— Я уезжаю сегодня вечером, — коротко уведомила его девушка, убрав телефон.

— Но это невозможно! — заявила Терри.

— Тереза! — строго осадил девочку Гаррет. — Килин должна возвращаться. У нее своя жизнь. И этого требуют дела. Я прав, Килин?

— Но... — продолжала возражать Терри, с надеждой глядя на Килин. — А как же...

Но Килин сохраняла бесстрастное молчание.

— Отлично. Удачного пути! — дерзко произнесла обиженная девочка и выбежала из комнаты.

— Терри, — попробовала задержать ее Килин.

— Оставь, — вмешался Гаррет. — Она должна понять, что есть вещи, которые от нас не зависят.

— Но еще вчера я дала ей совсем другое обещание. Она поверила мне.

— Это еще раз подтверждает мысль, что не стоит давать смелых обещаний, — съязвил Гаррет. — Ты старалась привязать к себе девочку, не задумываясь над тем, что расставание огорчит ее.

— На мне лежит ответственность за наследие моей матери. Поэтому я обязана ехать. Я не могу...

— ... совмещать несовместимое, — договорил за нее Гаррет. — Килин, живи своей жизнью, выполняй свой долг перед мертвыми. И позволь нам жить своей жизнью, заботясь о живых.

— Очень несправедливое замечание, Гаррет. Как, собственно, и любое твое замечание обо мне. Речь идет о моем долге перед матерью и плодами ее многолетнего труда.

— И ты намерена посвятить этому занятию всю свою жизнь? По тебе не скажешь, что ты благоговеешь перед ее творчеством.

— Это то, что я должна сделать сейчас. И не важно, как я к этому отношусь. Мое предназначение не может идти вразрез с моим дочерним долгом. Ты ведь не хочешь, чтобы Тереза выбирала между отцом и своим призванием?

— Признайся, Килин, ты все еще пребываешь в зависимости от нее? Не обманывайся, что тебе когда-нибудь удастся избавиться от участи хранителя ее бесценного наследия. Подумай, что это всего-навсего краски на холсте, они не могут затмить человеческую жизнь.

— Ты не прав, Гаррет. Картины — это не краска на холсте, это выражение человеческого духа. И я не собираюсь погребать под мамиными трудами собственную жизнь. Она недавно скончалась, и в мои обязанности входит уладить все юридические формальности в отношении ее творческого наследия. И только так я могу отдать ей дань памяти. Я так хочу, Гаррет, и оправдываться не намерена.

— И, тем не менее, ты оправдываешься, Килин, — усмехнулся Гаррет. — Поступай, как знаешь. Дэрмот во дворе, разговаривает с ландшафтным дизайнером. Он согласится отвезти тебя в гостиницу, — проговорил он, не глядя на Килин.

Девушка вышла из комнаты.

— Надеюсь, у тебя все будет хорошо! — крикнул Гаррет ей вслед.

— Я тоже на это надеюсь! — с горечью в голосе отозвалась Килин.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ