Изумрудный шторм

Мой цвет кожи, моя репутация, документы дипломата и наличие красавицы-жены – все это сыграло свою роль, и французские офицеры приняли меня весьма благосклонно. Кроме того, как я подозреваю, их проинструктировали, и они должны были занять меня на весь день, давая Рошамбо время и возможность затащить Астизу на красный бархатный диван. Ну, начать с того, что мне дали крайне непослушного коня: я с трудом оседлал его, и лишь через несколько минут мне удалось прийти к полному взаимопониманию с этим строптивым животным и сделать так, чтобы оно двигалось именно в том направлении, куда я хотел, а не туда, куда оно было готово устремиться. В придачу к нему ко мне приставили эскорт – полковника по имени Габриель Окуэн. Офицер выглядел, как и должно выглядеть бравому солдату: спина прямая, в каждом движении уверенность и спокойствие; легко, как перышко, взлетает в седло, а из-под головного убора выбиваются светлые кудряшки, что напомнило мне об Александре Великом.

– Они дали вам Перца, господин американец, но оседлали вы его очень даже неплохо, – отвесил он мне комплимент.

– Точнее было бы сказать, это он позволил себя оседлать. Наездник из меня не очень, – признался я. – Но при необходимости могу проскакать верхом какое-то время.

– Инженер и проводник из меня никакие, но смогу показать вам наши артиллерийские батареи. А затем выпьем бордо. Думаю, мы подружимся. Потому как мне всегда нравились люди прямые и честные, а не какие-то там хвастуны.

Габриель мне тоже понравился, и я почувствовал себя виноватым – за то, что собираюсь предать его. Но если я смогу положить конец этой проклятой войне, то, возможно, этот человек останется в живых. А если осада продлится, он почти наверняка погибнет. Вот что я говорил себе, чтобы подавить чувство неловкости. Я притворялся дипломатом, а на деле был шпионом, притворялся другом, а сам собирался предать людей своей же расы здесь, в Кап-Франсуа. И ничего бы этого не случилось, если б Мартель не похитил Гарри. Но я страшно сожалел, что мне пришлось втягивать таких людей, как Окуэн, в свои разборки.

Мы поскакали к восточной окраине Кап-Франсуа, где располагались главные фортификационные сооружения. Остров, который Колумб назвал Эспаньолой, был поделен на две колонии – испанский Санто-Доминго на востоке и французский Санто-Доминго, или Гаити, на западе. Местность здесь была гористая, и французская колония делилась на три части. На севере, западе и юге располагались плантации, каждая – в окружении гор и холмов. Чернокожие уже захватили западную и южную части и теперь сосредоточили все свои усилия на захвате последнего форпоста белых на севере. Весь остров уже находился в их руках, за исключением Кап-Франсуа.

Решающее сражение должно было состояться на восточных окраинах города, на небольшой равнине между рекой и горами.

Пока мы скакали туда, жара стояла страшная, а пейзаж убаюкивал своей пышной и даже немного приторной красотой. Этот остров походил на роскошную мозаику из всех оттенков зеленого – тростниковые поля, сады и джунгли сверкали и переливались, как мой изумруд, под ясным синим небом. Птицы вспархивали и перелетали с места на место, подобно ярким язычкам пламени, а цветы, казалось, вбирали в себя всю палитру красок. Кругом виднелись апельсины, лимоны, манго и бананы – спелые, сочные, соблазнительные, как в садах Эдема. Порхали разноцветные бабочки, жужжали и гудели насекомые…

Прелесть этого зеленого пейзажа нарушали столбы дыма, видневшиеся в отдалении. Но было трудно сказать, вызвано ли то военными действиями или это фермеры выжигают плантации. Гаити – не остров, а мечта, которую ненависть превратила в настоящий кошмар, и рай стал входом в ад.

Мы проскакали по улице Эспаньоль, мимо бесконечных рядов могил. В середине дня, когда нельзя укрыться в тени, кажется, что солнце прожигает насквозь даже соломенную шляпу. И вот мы оказались на окраине города, где находились французские укрепления, а за ними среди истоптанных травянистых полей тянулись военные палатки, где было жарко, как в печи. В центре размещались артиллерийские орудия, рядом с которыми высились аккуратно сложенные пирамиды из пушечных ядер. Солдаты прятались от солнца под навесом. Мушкеты тоже были сложены пирамидами.

– Мы роем окопы утром, в более прохладное время суток, – пояснил полковник Окуэн, заметив, что я окинул бездельников неодобрительным взглядом. – К тому же половина моих людей недомогает, и все они сильно истощены. Рацион заметно урезали.

Полезная информация, но Дессалин, без сомнения, уже знает об этом.

– Когда вы рассчитываете предпринять наступление на осаждающих? – поинтересовался я.

– Уже не рассчитываем: болезнь косит наши ряды. Армия Дессалина растет, а наша все уменьшается. Он крепнет и наглеет, мы слабеем и осторожничаем. В его руках уже целый остров, а потому он обладает свободой маневра; мы же имеем в своем распоряжении лишь эти брустверы длиной в полмили.

– А сколько всего у вас людей?