— Отец не разрешает мне ездить одной. Я всегда должна брать с собой кого-нибудь из конюхов. А сегодня утром никого не было. Так что, если бы не вы, я бы лишилась прогулки.
— Очень рада, что оказалась вам полезной, — сдержанно ответила я.
Я встретилась с Филиппом, когда гуляла в саду, и мне подумалось, что он, должно быть, специально пришел сюда, чтобы поговорить со мной.
— Мои поздравления, — сказал он. — Я видел картину. Какая огромная разница. Ее едва можно узнать!
Я вся засветилась от удовольствия. Он действительно был рад за меня.
— Мне очень приятно, что вы так считаете.
— Кто бы мог подумать! Это просто чудо. Я в восторге — не только от того, что вы так успешно справились с работой, но и от того, что вам удалось доказать, на что вы способны.
— Вы очень любезны.
— Боюсь, что я был не слишком любезен в нашу первую встречу. Но меня настолько удивил ваш неожиданный приезд, да к тому же я не был уверен в том, какие шаги могу предпринять в сложившихся обстоятельствах.
— Не стоит винить себя. Я вполне понимаю ваше состояние.
— Всеми делами в замке ведает мой кузен, и я, естественно, не хотел, чтобы он остался мной недоволен.
— Конечно. И спасибо, что вы проявили ко мне такой интерес.
Он вскинул брови.
— Скорее чувство ответственности… Надеюсь, вы не сожалеете о том, что приехали сюда.
— Конечно нет. Работа обещает быть на редкость интересной.
— О да-да… работа.
Филипп вдруг торопливо заговорил о садах и стал настаивать на том, чтобы показать мне скульптуры, которые были выполнены Шарлем Лебреном вскоре после того, как он завершил работу над фресками в Зеркальном зале Версаля.
— К счастью, в дни Революции они не пострадали, — объяснил он.
Я чувствовала его благоговение перед всем, что было связано с замком. И этим он мне очень нравился. Я также испытывала к нему признательность за то, в какой деликатной форме он принес мне свои извинения за все сказанное им во время нашей первой встречи. Искренние радость и удовольствие, которые доставила ему моя победа, тоже не могли оставить меня равнодушной…
Моя жизнь в замке вошла в свою колею. Рано утром я приходила в галерею и работала до второго завтрака. Потом выходила погулять, возвращалась, когда начинало уже смеркаться, а в это время года — приблизительно после четырех часов. Потом я готовилась к следующему рабочему дню, смешивала различные растворы, перечитывала сделанные ранее заметки — так проходило время до обеда.
Обычно я ела у себя в комнате. Но несколько раз мадемуазель Дюбуа приглашала меня составить ей компанию. Я не могла отказаться, хотя каждый раз испытывала большое искушение придумать какой-нибудь предлог и остаться в своей комнате. Мне приходилось раз за разом выслушивать историю ее жизни. Она была дочерью юриста. Ее никогда не воспитывали в расчете на то, что ей придется самой зарабатывать на жизнь. Поэтому, когда отец умер от сердечного приступа, она, оставшись без единого пенни, вынуждена была пойти в гувернантки. Рассказывая, она уж слишком жалела себя. Ее история выглядела такой серой и скучной, что я решила не нагонять на нее ответную скуку рассказом о собственной жизни. После обеда я читала одну из книг, взятую в библиотеке.
Так прошел ноябрь, а я постигла лишь внешние проявления жизни в замке. Хотя порой мне казалось, что я начинаю ее понимать и осмысливать, правда, еще очень смутно. Как будто слышала музыку, но едва различала саму мелодию.
Однажды, выехав из замка верхом на Бономе, я встретилась с Жан-Пьером, который тоже был верхом. Он, как всегда, радостно приветствовал меня и спросил, не собираюсь ли я заглянуть к ним. Я сказала, что да.
— Тогда давайте сначала съездим на виноградники Сен-Вайян, а потом уже к нам.
Я еще никогда не была в Сен-Вайяне и потому с радостью согласилась. Мне нравилось его общество, и, когда Жан-Пьера не оказывалось дома в момент моего посещения Бастидов, все выглядело как-то по-другому. Он всегда был веселым и улыбающимся, что мне очень импонировало.
Мы разговаривали о наступающем Рождестве.
— Вы проведете праздник с нами, мадемуазель? — спросил он.
— Это официальное приглашение?
— Вы же знаете, что я не умею быть официальным. Это просто высказанное от всего сердца желание нашей семьи…
Я сказала, что с большим удовольствием принимаю приглашение.
— Но мои мотивы весьма корыстные, мадемуазель.
Жан-Пьер немного нагнулся и характерным движением чуть дотронулся до моей руки. Я не отвела взгляда от его глаз и подумала, что его манера давать мне понять, что я ему не безразлична, — всего лишь естественная галантность француза, с которой он обращается ко всем женщинам.
— Я ничего вам не буду рассказывать о праздновании Рождества, — сказал он. — Это должно стать для вас сюрпризом.
Когда мы добрались до Сен-Вайяна, меня представили месье Дюрану, тамошнему управляющему. Его жена принесла вино и очень вкусные маленькие пирожки. Пока мужчины обсуждали различные дела, мадам Дюран занялась мной.